Видел Толик своего героя довольно редко – раз в год, когда дядя приезжал навестить родственников.
Но впечатления от этих визитов Николая Иваныча всегда были яркими и приятными. Бережно хранились подрастающим Толиком до следующего приезда дорогого гостя.
Дядя Коля жил далеко – в маленьком северном городе. Был когда-то главным милиционером в этом самом городе. То есть, очень важной персоной был.
У них в семье все больше зоотехники и продавщицы сельпо встречались. Как вот и родители самого Толика.
А дядя Коля выбился в люди. Прославил род Рюхиных. Всего в жизни добился сам.
И Толик тоже мечтал о подобном. Что и он вырвется из тесных пут отчего дома, повторно прославит родную фамилию, выбьется и добьется.
Приняв на грудь с отцом Толика на кухне, дядя Коля, тараща красные глаза и сжимая кулаки, рассказывал о том, как он “весь город держит вот этими самыми руками”. А потом весело, с гоготом и матерком, сыпал историями о том, как он, Рюхин, выкручивался из самых невероятных передряг, как его, Рюхина, уважало все вышестоящее начальство и какой бестолковый кадр пришел ему на смену.
Дядя Коля был небольшого роста, крепкий, пузатый, с большими усищами и хитрыми глазами. Очень интересный мужчина, колоритный. Толик, затаив дыхание и растянув губы в улыбке, на дядю Колю все насмотреться не мог. Он хотел себе и усы, и пузо, носить погоны и держать какой-нибудь город.
Еще Толику очень нравились рассказы о том, как дядя Коля командует своей женой Верой. Женский вопрос поднимался уже тогда, когда дядя Коля был совсем прилично нетрезв.
Вера, со слов Николая Иваныча, была женой правильной. Дядя Коля взял Веру в законный брак еще щенком и сумел из вчерашней школьницы смастерить неплохую спутницу жизни.
По квартире жена Вера ходила по стеночке. Глаз не поднимала. Пикнуть не смела. Была шелковой. Послушной, как обученная овчарка. Дядю Колю, само собой, боготворила. При его появлении сразу вставала со стула и вытягивалась, как солдат перед генералом: в одной руке держала наготове рюмку коньяка, в другой – горячий ужин. Выражение лица – приветливое.
Разговаривать смела лишь с позволения супруга. Если дядя Коля был не в духе и позволения такого не выдавал – молчала месяцами, не обременяла мужа своим общением.
Дядя Коля, почесывая пузо и топорща усы, делился наукой: баба, пусть даже и красивая, не человек как бы. Не человек, а зверушка неведомая: нечто среднее между домашней кошкой и клячей.
К старости, авторитетно отмечал дядя Коля, кляча, конечно, у любой нормальной бабы всегда должна преобладать в облике и натуре.
Потому что нормальная баба, годная для брака, не сиднем сидит, а по хозяйству суетится всю свою жизнь. Вздремнет пару часов стоя – и бегом хозяйничать. Пироги там заводить, пол намывать, мужу сорочку гладить, детям насморк выбивать, борщ варить, квас и брагу ставить, окна натирать, потолки белить, перины выбивать, ботинки начищать.
В перерывах – на работе штаны просиживает, своими бабьими мозгами копеечку зарабатывает, в семью делает посильный финансовый вклад.
Рожает, конечно, регулярно. Но так все это обстряпывает, что хозяйство и финансовый ее вклад не страдают.
Тетя Вера с тем, что она зверушка, когда-то в глупой и далекой молодости, не была согласна полностью. Имела сомнение. Но он, дядя Коля, провел работу – молодухе все объяснил. Благо, что был он гораздо старше и по-мужски умнее, проницательнее. Верке-то на тот момент едва восемнадцать стукнуло. А он был тридцатипятилетним мужиком. Уже не пацаном, уже матерым был.
И вот почти два десятка лет счастливого брака тетя Вера не рыпается, а бессловесно шуршит по хозяйству. И еще молится много. Благодарит судьбу и высшие силы за свет своих очей, за Колюшку. Что суженый, как путеводная звезда, ведет ее по этой жизни правильной и светлой дорогой. Не дает сбиться на узкую козью тропу. Что дал ей кров и детей. Что она при Коле Рюхине замужняя женщина уважаемая, а не профурсетка какая.
У дяди сыновей, к сожалению, не было. В этом дядя Коля винил строго жену Веру: бракодельница. Были у них, правда, две девки, погодки. Девки эти тоже какие-то удивительные получились: с утра до ночи, со слов дяди, пыль вытирали и калачи с маком пекли. В прочее время читали духовную литературу и папеньки пятки массировали.
Такой вот дядя Коля был молодец, так вот все в своей семье ладно устроил. Загляденье и пример для подражания.
Толик брал дядины знания на вооружение, внимал, впитывал, как маленькая, но жадная губка.
Жизнь внесла свои коррективы.
Женился Толик неожиданно даже для самого себя.
Он отслужил, закончил курсы на водителя. Познакомился с девушкой Тосей. Тося была у них в деревне медсестрой. Очень пленили Толика ее коленки белого цвета и полные губы. Он начал испытывать к Тосе большое и жгучее чувство. И предложил ей снимать комнату в райцентре и жить вместе. Так коленки Тоси всегда были бы под Толиковой жадной рукой.
Но Тося отчего-то не хотела просто снимать комнату в райцентре на правах любимой женщины. Она хотела в законное замужество. А потом уже райцентр и коленки.
И тут Толик совершил огромную ошибку – пошел в органы ЗАГСа и запачкал свой паспорт штампом. Поддался на бабий шантаж, как младенец.
Дядя Коля, узнав об этом досадном недоразумении, шаг племянника оценил однозначно: баран. Даже посокрушался: вот Толик был ему почти сыном. Объяснял дядя Коля ему эту жизнь, по полкам все раскладывал. А надежд отеческих Толик не оправдал: оказался бараном, как многие молодые мужчины. Жениться в современном мире – удел дураков. Приличные люди сожительствуют и не имеют друг к другу материальных или еще каких претензий. Любящие бабы штампа не просят – довольствуется тем, что их просто терпят рядом. Дядя Коля пошел в свое время паспорт марать вынужденно – в те далекие времена жить без штампа было делом постыдным и карьеры бы он головокружительной такой не сделал.
И сам Толик стыдился теперь своего испачканного бараньего паспорта. Но дело было сделано.
Переехали молодые Рюхины в райцентр, сняли комнату. Тоська, вроде как, любит искренне: кормит хорошо и смотрит на Толика с обожанием и жаром. Живут душа в душу.
Потом наметилась заманчивая перспектива – переселиться в городишко дяди Коли. Туда, где все-все схвачено и держится руками дяди.
В городишке том в наследство Толе досталась квартира его бабушки. Маленькая, темная, с комодами и скрипучими половицами, но своя. Своя личная. Не съемная и не общага.
Живи и радуйся с молодой женой! Дядя Коля, всемогущий благодетель, обещал (“так и быть, хоть и баран, ты, Толян”) устроить Толика на достойную работу – по линии охраны общественного порядка.
Собрались, поехали. Тоська всю дорогу ревела: жалко ей было мать свою и деревню оставлять. Но надо выбиваться в люди, улучшать жизнь.
Приехали, заселились в наследную недвижимость. Толик пошел работать в милицию. Тоська в поликлинику. Все как у нормальных людей.
Хотя и не без сложностей, конечно.
Для начала остро встал вопрос с пропиской. Дядя Коля советовал Тоську не прописывать в фамильные пенаты. Пропишется баба – потом не выгонишь. Еще и претендовать начнет на жилплощадь. Оттяпает хату, пойдет Толик по подворотням в коробках ночевать. Вот Вера, дяди Колина жена, несмотря на два десятилетия законного брака, прописана у дальней своей родственницы в глухом селе. И не ерепенится. И вопросов не поднимает – на имущество мужа рта на открывает.
Тоська же ныла и требовала прописку. А то и не любовь получается, а сплошные подозрения. И на работу не возьмут. Толику было стыдно за Тоську.
Дядя Коля негодовал: ноет и требует! Ишь! Давал мудрый совет: жену воспитывай жестко. Практически дрессируй. Жена мужа должна уважать и бояться. Прежде всего – бояться. Ноги чтоб даже от страха у нее отнимались при виде любимого и губы тряслись.
Понимать свою небольшую природную ущербность баба должна и не лезть на рожон, не выпячиваться.
Где словом веским, где лишением какого ресурса – денег, еды, защиты, тепла супружеского ложа – дядя Коля вот смог из Веры сделать вполне приличную женщину, мать своих детей. Небольшой зуботычиной в деле воспитания также можно пользоваться. Издревле так мужики женщин разуму учили. Но с умом – чтобы не притянули. Хотя кому притягивать тут? Все свои.
Толик мотал на ус, мужал постепенно, обрастал полезной теорией и собственной практикой.
Решили, правда, вопрос прописочный все же миром. Прописали Тоську в какое-то общежитие – дядя Коля посодействовал, напряг свои недюжинные связи.
Но дальше – только хуже.
Николай Иваныч с досадой узнал, что молодая невестка имеет вредные привычки. Курит, пепелка этакая!
Дядя Коля, жена которого не пила даже крепкого чая, был очень возмущен. Где табак у бабы во рту, там и алкоголь. А пьяная баба себе не хозяйка. Советовал Толе Тоську по губищам бить, если вдруг закурить та потянется. Только так бабу от дурного отвадить можно. Не бросит дурную тягу – разводись.
Толику было страшно бить Тоську по губам и даже немного жалко – губы-то красивые. И Тоська, отхватив справедливых люлей, наверняка, вой поднимет. А вой фактически означает отлучение Толика от коленок на длительный срок.
Он долго не решался стукнуть супругу. Присматривался, мысленно прицеливался, даже руку приподнимал. Но не смог! Слабоват еще Толик. Нет в нем дяди Колиной силы мужской. Ограничился тем, что сигареты решительным голосом запретил покупать, деньги из семейного бюджета прокуривать. Ссора, конечно, все равно была, но коленки остались при Толике.
Далее проблема и вовсе ушла – Тоська как-то быстро забеременела и курить бросила.
Толик животом Тоськи гордился. Чувствовал себя настоящим мужиком. Дядя Коля, конечно, крутил ему пальцем у виска: сначала тест ДНК сделай, результат на руки получи, потом уже и пузо выпячивай, папаша. Не факт, что пузо от тебя носят. Такое надувательство бабье на каждом шагу бывает.
Легальность всех беременностей жены Веры дядя Коля под большой вопрос ставил. И это нормально – хотел Николай славный род Рюхиных продолжить, а не плоды чужих физиологий под своим крылом и на свои финансы пестовать.
К примеру, долго дядя Коля не верил, что старшая дочь – его кровная. Не верил и все тут. Вере пришлось убеждать в этом Николая клятвами ежедневными. Тогда-то про ДНК никто и не слыхивал еще. Дядя Коля со временем поверил жене, но не окончательно. К старшей дочери все еще присматривается, следы чужого присутствия ищет. И Веру часто подкалывает шутками всякими про байстрюков. Старшей-то уже семнадцатый год пошел, невеста уже. А вот не чует ее дядя Коля окончательно родной, не чует и все тут! Точит червячок-то его, точит. Неспроста это.
И Толик пусть не идиотничает, а по уму все обставляет.
У Толика с Тоськой ребенок родился. Девочка Оля. Копия Толика – рыженькая, коротенькая, плотная, как гусеничка. У Толика даже нежность к Оле началась.
Но снова бюрократическая мелочь не давала счастливому родительству радоваться. Прописка! Прописывать Олю на жилплощадь Толика дядя Коля запретил. Баба сейчас дите свое пропишет, а потом квартиру отберет. И пойдет Толик по теплотрассам приюта искать. Толик и уперся маленькую Олю прописывать. Не хочет он на теплотрассу.
И на ДНК осторожно приглашает прогуляться. Чисто символически.
Отношения между молодыми портились на глазах. Тоська дулась и коленки от мужа прятала. Не пущает к телу, обед и ужин готовит скучный: все одни макароны. От макаронов у Толика уже желудок болит и волосы блеск потеряли.
Дядя Коля понурым видом племянника проникся, о делах семейных поинтересовался.
Толик рассказал всю правду-матку: и про макароны, и про недоступное тело, и про общую домашнюю гнетущую обстановку.
Дядя Коля, крякнув, заключил, как отрезал: завела твоя Тоська мужика на стороне. Пока ты там убиваешься на благо семьи, тащишь мамонта и обеспечиваешь защиту рода, баба твоя хахалей в дом водит. Бабушкину квартиру оскверняет и тебе рога отращивает. Вон и фуражка на тебе уже топорщится нехорошо. И дочурка Оля, глядишь, не твоя, а хахалева. Лосем несись тест ДНК, дурак, делай и к разводу готовься. За имущество воевать не на жизнь, а на смерть будешь.
Но главное – к врачу ступай, про желудок расскажи. Может, травит тебя твоя благоверная. Подсыпает чего в те макароны нехорошего. Тебя на тот свет сплавит, а сама полноправной хозяйкой наследной жилплощади заделается. Добьется-таки своего. Глаза у твоей Тоськи нехорошие.
Толик экспертное заключение выслушал и еще больше погрустнел, и нос совсем повесил.
Вот ведь Тоська! Пока он обеспечивает и защищает, она мужика в дом приводит. Небось, и не одного мужика, а даже нескольких, по очереди. А то и одновременно. Оттого и коленки спрятала и Толику больше не улыбается. Молча лапши ему накидает на тарелку и к ребеночку бежит, кормить и тетешкать. А для мужа, для Толика, выглядит абы как: лохмата, одета в халат бабушкин, морда вечно сонная и недовольная. Небось, для хахалей выряжается, а для него и так сойдет. Будто он и правда скоро не жилец по причине подлого подтравливания.
Начались у молодых конфликтные ситуации.
Толик отравленные макароны не ест, принуждает Тоську при нем их лопать сначала. Тоська упирается и не лопает. Дураком и сумасшедшим на Толика обзывается. Макароны тогда у Тоськи на голове оказываются. Тоська верещит и вещи собирать свои начинает в чемоданчик. Свои и Олины.
Толик страшно кричит оскорбления про Тоськиных мужиков. Тоська воет в голос и норовит из дому уйти. Толику ярость глаза застилает. Получается безобразная сцена.
Ушла она в итоге, конечно. Толик на дежурстве был, а Тоська уехала. В деревню их вернулась, к матери. С Олей на руках сбежала. На развод подала. На память записку оставила с одним единственным словом: “баран”.
Дядя Коля посоветовал самообладания не терять, с тестом ДНК не тянуть и на войну за ложки и вилки настраиваться.
А Толик как-то не может на лад боевой себя настроить. Выпить все больше хочет – одиноко ему в наследной жилплощади, неуютно. И Тоськины коленки вспоминаются, и Олина доверчивая лапка у него в руке. Ведь жили же. Но и злость кипит – водила, травила, обманула.
