Кларин сын, Сережа, надумал жениться. И этим своим невинным желанием умудрился добавить матери новых морщин.
Девятнадцать лет ему тогда стукнуло – хочешь женись, а хочешь на свободе гуляй.
Сережа выбрал вариант первый. Хочу, говорит, счастливо жениться и быть примерным семьянином.
Избраннице сына, Марианне, было восемнадцать – только школу, считай, закончила. Небось, с игрушками плюшевыми еще засыпает, а туда же – замуж.
Клара, оценив степень поспешности, заподозрила, конечно, беременность. Дело-то это нехитрое – раз и ты в бабушках.
Но Сережа, смущаясь и густо краснея, пояснил, что невеста его невинна, как дитя. Вольностей они себе не позволяют вовсе. Даже поцелуи любимая дарит неохотно: нехорошо-с по углам тискаться, любимый. Я тебе, Сережа, не с улицы какая-то. И цену себе знаю. Сначала распишемтесь – потом слюнявить лезьте.
Первая любовь у молодежи, то есть. Чувство пронзительное и чистое, как капля росы.
Клара, конечно, распереживалась тогда до бессонницы о том чувстве.
Ты, говорит, сын, дурак у меня, наверное. Какая еще женитьба в девятнадцать-то лет? Я, говорит, сама в двадцать замуж выпрыгнула и молодость свою загубила. Всю жизнь в пеленках и кастрюлях. И ты в ту же яму нос свой суешь – воз на горбухе своей переть смолоду хочешь.
Но бесполезны все эти разговоры.
Сережа отмалчивается, а сам свое дело проворачивает – к невесте бегает, до ночи с ней прогуливается, о женитьбе грезит. Будто взбесился.
Клара, как нормальная мать, поразузнала, конечно, про ту Марианну: чья да что из себя представляет.
Невеста Марианна, как выяснилась, была Кларе не совсем посторонним человеком.
Когда-то давно, в глубоком детстве, Клара жила с отцом ее в одном дворе.
Папа Марианны был тогда мал ростом, рыж и носил прозвище Сопля. Как-то даже Клара его отлупила, Соплю этого. Надавала пинков под тощий зад – сосед был младше и безобиден.
Потом они повзрослели, пути разошлись – все разъехались в большую жизнь.
Клара краем уха слышала лишь, что товарищ по детским играм отсидел в молодости за нелепую кражу, а потом встал на путь исправления – женился и заделался многодетным отцом.
И вот судьба вернула Кларе бумеранг за тот пинок несчастному Сопле. Ответила ей Марианной.
И теперь у Клары с Соплей могут быть даже общие внуки.
Она плакала украдкой.
Всегда думала, что сын у нее разумный – а он вон чего выкидывает. Сглазили или ополоумел.
Пыталась, конечно, и практические вопросы на повестку дня выдвигать: позвольте, где и на что будут женатые Сережа и дочь Сопли кантоваться?
Хмурилась:
– Где вы, молодая семья, жить имеете намерение? Куда молодуху после ЗАГСа приведешь?
Сережа смотрел своими полоумными глазами: сюда, говорит, и приведу. В отчую квартиру. Двушка ведь у нас целая имеется в собственности. И моя в ней пятая законная часть. Глядишь, и утрамбуемся как-нибудь.
Клара взывала к арифметике: двушка-то двушкой. Но жильцов-то излишне. Считай, Сережа, хоть на пальцах своих, коль в уме разучился. Вот она я тут живу, ты, папа наш. Это трое. А еще Коля и Адольф – братишки твои младшие. И это уже пятеро. А еще молодая жена заедет. И станет нас на сорока квадратах уже шестеро. Как гнездиться на пятачке станем? Поимели бы совесть жениться!
Сережа задумывался, конечно, чуть грустил лицом. Мы, говорит, в маленькой комнате трамбоваться с молодой женой согласные. Займем крошечную – детскую. Коля и Адольф с вами могут ночевать – в ногах родительских свернуться не грех. А днем пусть вон в коридоре играются или во двор катятся – скоро потеплеет значительно. Гуляй не хочу.
А жить на что станете? Питание там, носильные вещи. Это снова Клара допрашивает.
Сережа плачет-подскуливает: подрабатываю я ведь, мамо. Пусть мал и неказист мой заработок, но он имеется. С голоду не пропадем – риса мешок позволить себе всегда сможем. И вы, родители, неужто нам не подсобите? Молодой-то ячейке? Чай, не среди зверей живем – плошку супа нальете новобрачным в кризисный момент.
Клара про плошку слушает и чуть в обмороки не валится: отец твой пашет круглосуточно на ту плошку с супом. Я с малыми Колей и Адольфом толкусь пока безработная. Куда, говорит, тут еще один рот? Бюджет наш скромный – сами выживаем, как Маугли какие.
Но сын капризничает: жениться, мама! Безотлагательно брачеваться. А не то в петлю полезу – доведете до большой трагедии. Жалеть будете, а поздно – был сын и сплыл.
Жутко Кларе от этих слов, мечется она. В юном возрасте психика стабильность еще не обрела – всякое там случается.
А муж Кларин не мечется. Пусть, говорит, женятся, нам-то что. Главное – на порог их не пускать. Пусть женятся и к невесте плюхают. Или же на вокзал. Мне, говорит, в хате молодожены вовсе не нужны. Хватит мне по ночам воев Коли и Адольфа малолетних.
Легко ему такое говорить – он мужчина, не рожал, сердце не болит за дитятей.
Привел сын Марианну свою – знакомится с будущими родственниками.
Раньше-то Клара себе ее так представляла: маленькая, рыжая (в батю родного), зад тощий и говорит в нос от постоянного насморка. Сопля, а не невеста.
Но иначе все обернулось.
Клара как ту Марианну увидела, так и поняла желание сына жениться безотлагательно. Конечно, жениться на такой барышне каждый бы ринулся. Даже мизогин бы отъявленный паспортину свою заветную вынул: будьте моей, Марианна, законной супругой. И мир бы ей под ноги швыранул. И все имущество на нее переписал бы разом.
Красивая она, будто чайная роза. Ноги длинные, лицо розовое, глаза большие и трепетные. И она этими глазами красиво таращится. Сущий ангел, а не девушка. И грудь у Марианны имеется высокая. И походка от бедра. Смотришь и разум теряешь от небывалой той красоты. Очень сложно устоять. И Сережа ее вот тоже не устоял – всучил Марианне свое юное сердце, развернул паспорт – приготовился брак регистрировать и хомут на шею водружать.
Даже папа Сережин, Марианну увидев, крякнул. И про вокзал почему-то промолчал.
Марианна, хоть и была дочерью Сопли, являлась девушкой нравственной. И истинную цену себе знала.
По осени, говорит, свадьбу закатим роскошную. Без свадьбы сожительствовать желания не имею. Пусть дуры всякие так несерьезно живут. Свадьбу надо нормальную – у нас родни и друзей множество. Одних сестер и братьев у меня двенадцать душ. Вы уж расстарайтесь ради сына единственного. Пояса подтяните. Закатите нам пиршество, чтобы всем на зависть.
И глазами своими оленьими луп-луп.
Сережа на Марианну смотрит и млеет. Руки у отпрыска жаркие, глаза влажные, рот открыт в восхищении, сердце стучит на всю хату. Будто сразу у него безумие и температура приключились.
И на дворе еще ранняя весна царила. Все тому половодью чувств способствовало.
Клара обреченно вздыхала: чисто с ума парень сошел.
И подспудно надеялась, что Сережа с Марианной передумают все же жениться. И боялась, конечно, что за эти месяцы появится более веский повод для женитьбы – дело-то молодое нехитрое.
И надеялась, и боялась. И по кругу все. Поседела повторно даже от переживаний тех.
А в итоге таки не породнились они с Соплей. Вмешался роковой случай.
Марианна, сразу после тех смотрин, к родственникам в деревню поехала – бабушку двоюродную хоронить. И познакомилась там, прямо на скорбном том действе, с парнем. Парень был уже тридцатилетний – матерый гусь, не Сережа. Закрутилось у них молниеносно – через месяц в фате уже Марианна невестой вышагивала.
А Сережа долго убивался. Даже с жизнью покончить хотел, но потом передумал. Чего это, говорит, я из-за всяких Соплиных дочерей жизнью молодой кончать буду? И успокоился как-то – учиться пошел, за ум взялся. Переболел.
