У одного мужчины мнение о женском поле сильно хромать начало.
“Какие эти женщины пошли нынче, – думал этот мужчина Михаил, – очень хитренькие. Все мечтают о том, как бы им половчее пристроиться. Где бы шею потолще отыскать. Тьфу прямо с такими знакомиться. А сами из себя ничего и не представляют. Цацы одни”.
А это Михаил с дамами знакомился по газете. Он в разводе находился второй месяц и хотел устроить жизнь. Написал объявление, а дамы ему отвечать начали. Но лучше бы и молчали – одно расстройство от них получалось.
Первая дама оказалась вертихвосткой. Молодая такая женщина, но с жильем собственным и ребеночком дошкольного возраста. Пышная. Ей Михаил сразу сделал предложение. Так и сказал при встрече.
– Так и быть. Готов тебя с ребенком брать. Дать, так сказать, статус и какое-то общественное признание. Совестно тебе, мабуть, одинокой да с дитем на людей глядеть. Глазенки-то у тебя вон какие разнесчастные. Но в ответ требую заботы о себе в бытовом плане. Борщ я люблю на говяжьей косточке. Тапки теплые. Сорочки свежие. И чтобы женщина лишним весом не страдала. Не могу, понимаешь, когда лишний вес. У тебя, Зинаида, этот вес, я вижу, на бочках чуток имеется. Справляйся с недостатком и окольцуемся. Жить станем у тебя. Малашку, дитя твое ненаглядное, воспитывать стану в строгости. И батей пусть сразу зовет. Меня отец строго воспитывал – лупцевал ремнем по субботам. И вырос я человеком. Получаю на работе я не шибко много и алименты еще имею. Но вместе как-нибудь до получки дотягивать будем. На крайний случай огородик заведем. Какой оклад-то у тебя, горемычная? Огород-то на сколько соток присматривать?
А Зина вдруг как фыркнет.
– Вам, – сказала она, – сорок восьмой годок пошел. Вы для меня староватый. На дядю Петю нашего смахиваете – тот тоже лысый и с пузиком барабаном. На карточке-то армейской вы помоложе смотрелись. Самой мне двадцать пять и жизнь только начинается. Я с вами, Михаил Сидорович, счастливой быть не смогу. И Малашку свою сама воспитываю. Она у меня на пианино бренчит и по-английски немного понимает. Оклад достойный зарабатываю. До свидания.
И ушла.
“Алчная, – решил Михаил, – оклад мой не понравился. А сама с лишним весом и дитем сомнительным. Цаца. Еще и лысым обзывается”.
Потом Эльвира Петровна была. Женщина сорока лет, врач. Тоже цаца.
– Выпиваете? – это она сразу у Михаила спросила.
– По большим праздникам, – признался он, – бокал шампанского. Один.
– А нос чего сизый? – снова Эльвира Петровна спрашивает.
– Врожденная аномалия, – Михаил отвечает, – кожа на носу такая уродилась. Сам-то я большой трезвенник. По лыжам беговым с ума схожу.
Хотел еще про жилплощадь уточнить, но постеснялся пока. А врачиха смотрит как на Буратину какого-то. Не клеится беседа. А Михаилу обидно сделалось. Но расставаться на такой ноте неприятно.
– У меня, – выдавил он, – в последнее время что-то в спине хрустит. Будто хрящи какие-то разгулялись. Или, быть может, сухожилия. Иду, а они хрясь и хрясь. Спасу нет. Мазь хоть припишите какую. Коли уж на свидание приперлись.
– Собачьим поясом, Буратино Сидорович, обвяжитесь, – посоветовала Эльвира Петровна, – и с лыж сильно не падайте.
И ускакала. Даже и не оглянулась.
“Неприятная какая, – Михаил подумал, – Живет себе одинокая! И злая по натуре. Тьфу прямо. А коли и выпиваю, так это личное дело. И подумать только – никакого внимания к пациенту. Развалили медицину. Безобразие сплошное!”.
После врачихи Михаилу долго знакомиться не хотелось. На неделю целую затаился. Обидно отчего-то было. Ишь, нос сизый!
Но потом какая-то женщина сама на свидание его позвала. Самостоятельная и бизнес успешный крутит.
“От одиночества, – Михаил подумал, – видать, буржуя эта воет волчицей. Самостоятельно уж к мужскому полу вяжется. Но схожу. Молодости она, конечно, не первой, ровесница. Можно сказать, на пороге осени жизни. Но чего бы и не прогуляться по парковой зоне. Может, чего и образуется в итоге-то. Может, и меня в бизнес пристроит ”.
И вот на лавочке он сидит, семечки ест. Птицы поют. Романтические мысли в голове сразу, конечно.
А пришла Алла такая. В очках, на животе сумка висит, губы в помаде яркой. Волосы торчком. Сама курит папироску. К Михаилу подошла, на колени ему макулатуру какую-то свалила.
– Вы, Василий, пока почитайте, – говорит, – каталожики данные. Может, чего интересного для себя отыщете. “Титановый корень от бабушки Аграфены” вот очень рекомендую. Мужчины преклонных лет его хватают коробками. И отзывы прекрасные. А я покамест по парку пошныряю, еще, мож, кому каталожики предложу. Потом в чебуречную завалимся. Жрать хочу, с самого рассвета на ногах! Ждите, не грустите!
– Михаил я, – Миша ей отвечает, – Сидорович. А вы меня с Василием спутали. Обидно такое невнимание.
– А пусть и так, – Алла отвечает, -пусть и Сидорович.
И побежала по парку шнырять.
А Михаил каталоги посмотрел, крякнул на цены. И рукой махнул. И в одиночестве в чебуречную отправился. Ну ее, буржуину лохматую.
Алчные нынче женщины из газеты. Алчные и к мужчинам искреннего интересу не имеют. И даже обидеть норовят. Пусть-ка и сидят тогда одинокие. Пусть сидят!
