В 1929 году редакция журнала “Смена” получила слезное письмо от девушки Маруси Паниной.
В своем послании девушка жаловалась на некоего комсомольца Деева, бывшего своего возлюбленного. Деев – активист, секретарь ячейки завода “Серп и Молот” – проявлял на свиданиях с Марусей стабильное “некомсомольское поведение”.
Стоя на коленях, он упрашивал Панину “сойтись хоть раз”. Взамен хитрец сулил сводить девушку в церковь под венец. Комсомолка, которая сходиться не никак не желала, пообещала поклоннику сообщить “куда следует”, а именно – в ячейку завода. И рассказать там о фактах домогательств и религиозных намеках комсомольского вожака. Деев на угрозу только крякнул – и на всякий случай отношения с Паниной прекратил.
Редакция издания, оценив письмо вопросом сугубо личного характера, отправила его на разбор в ячейку завода. А ячейка, создав соответствующее бюро, энергично взялась за расследование.
На собраниях активист Деев утверждал, что поступок девушки Маруси вызван женской обидой: “она мстит мне, что бросил с ней гулять”. Товарищи Деева такую версию поддерживали – вожак молодежи на работе горел, пусть и нрав имел не слишком культурный – парень он из деревни. А над Паниной подшучивали – и над ее “рукописью” в “Смену”, и над докучливым и вздорным характером. Свидетелей домогательств не находилось. На этом бюро можно было бы спокойно ликвидировать.
Если бы не новый поворот. Маруся, испытав глубокую обиду на черствость ячейки, рассказала о Дееве доселе скрытое. Деев, сообщала Маруся, дикарь, и со всеми вытекающими инстинктами собственника. Вместо похода с любимой на лекции – тащил ее в темные рощи. Принципиально не посещал политшколу. Любил похабные анекдоты, цыганские романсы, а в нетрезвом виде и под гармонь исполнял некомсомольскую песню “Когда б имел златые горы”. Товарищей, которые так живо сейчас его защищают, поливал отборными помоями. А главное – в минуту откровенности признался Марусе: “а коли бы не революция, то и жил бы я сейчас человеком”. И предлагал комсомолке проследовать с ним в деревню: “будешь ты там полной хозяйкой”.
Товарищи, узнав про подлую личину Деева, постановили из комсомола его изгнать.
Последующие разбирательства привели к обвинениям Деева во многих смертных грехах: и в сокрытии им истинного происхождения (сын подкулачника!), и в проживании в хорошем кирпичном доме родителей (а ячейке нагло лгал, что живет в косой избушке), и в сдаче личных деревенских земель в аренду кулаку. И даже – в уклонении от уплаты сельхозналога в полном объеме.
Вот такие серьезные обвинения.
Оставили ли Деева в комсомоле – доподлинно неизвестно. Условия нахождения в организации поставлены были жесткие: порвать всякую связь с родителем, передать земли сельсовету и уплатить уже зажатый налог.
