Site icon Черно-белый день

Жена родила. И предложила мне выметаться из дома. Это гормоны и так у всех?

Жена Сережина родила малютку и перестала на него, на мужа своего законного, внимание даже самое минимальное обращать. И даже хуже – начала его срамить и пренебрегать им. Как мужчиной и человеком. Это очень расшатывает, поверьте.

Сын их Елисей был ребенком крайне желанным с обеих сторон. Сережа о сыне, продолжателе славного рода Шалупкиных, давным-давно грезил. У всех его товарищей уже имелись продолжатели, а у него – нет.

Но однажды судьба свела его с Клавдией. И как-то сразу Сережа догадался – вот это она его суженая и есть. Именно Клаву видел он в своих сладких снах. Невеста в тех сновидениях бегала в березовом лесу и нараспев тянула “Сереееженькааа…”. И звонко смеялась – будто ручеек журчал. А сам Сергей прыгал молодым и ловким козлом промеж тех берез и ловил Клаву за подол сарафана, тянул к себе. Лобызались неистово. И птицы вокруг пели, и солнце палило. И пахло травой да немного еще лесным клопом.

И они, действительно, поженились. Клава была на двенадцать лет старше – зрелая женская красота. Бери и любуйся такой красотой хоть круглые сутки. Сережа и хотел бы любоваться, но не мог – сразу хотелось за подол супругу хватать и чтобы травой пахло. Ранее он женщин так вблизи и не видел – все в новинку ему. А Клава была совсем не вертихвостка. Сразу заявила: настроена я решительно. Сугубо на брачные взаимоотношения. Просто так за подолы хватать меня нечего. Желаю заиметь милого малютку и крепкую семью с традициями.

После свадьбы сразу, конечно, Клавдия работу оставила. Хочу, говорит, за мужем ухаживать, как за шахом восточным. И дитя чтобы у меня в покое под сердцем гармонично формировалось, а не в рабочих нервах ежилось.

Зажили Шалупкины очень счастливо. Сережа, конечно, немного примаком был – своих хором еще не отгрохал. Жили у тещи, у Ольги Степановны.

Почти сразу у них Елисей и появился. Сережа на новорожденного этого надышаться не мог – такой этот младенец великолепный вылупился. Темненький, глазки будто блюдца, волосы вьются из кольца в кольцо. Клава говорила, что дед ее двоюродный из тверских цыган происходил. И Елисей на деда этого смахивает очень. Принц заморский, а не дитя.

И так бы им и жить крепкой ячейкой. Но вот жена Клава сразу после родоразрешения изменилась просто вопиюще. Будто противен ей Сергей стал. Или даже будто досадил он ей чем-то.

Вот Сережа, бывало, с работы придет, к кроватке с младенцем сунется, улыбку теплую для ребенка изготовит. А супруга его в шею гонит: нече, говорит, тут бациллы свои выкашливать. Ребенок новорожденный еще, беззащитный напрочь. А ты ему с улицы ковиды всякие свои прешь. Ступай лучше картофеля начисти – жарить будем. С утра не жрамши – у Елисея зубик режется, всем жару задал.

Сережа теплую отчую улыбку, конечно, прятал и плелся корнеплоды готовить. Но с пониманием: семейная жизнь – это не беготня по березовым лесам и чтение лирической поэзии. Это и зубики, и картофель, и небольшое супружеское журение, конечно.

Теща, Ольга Степановна, к Сереже тоже немного переменилась настроением. Все чаще его по вечерам на беседы задушевные приглашала. Тьфу, говорила Ольга Степановна, таким вот мужчинкой быть. Пустяшный ты человек, Шалупкин. Вон за Клашкой какие парни ухлестывали и пороги нам обивали! Любо-дорого посмотреть было – высоченные, рукастые, с вкладами на книжках и с жилплощадью все. Прямо вот любого бери и наслаждайся сильным плечом. А Клавдия у меня дура дурой уродилась. Жалостливая излишне. В детстве, бывало, всяких блохастых щенят да котят связками в дом перла. Я ей, конечно, пинка под зад с теми связками лишайными хорошего прописывала. Но урок даром прошел, видать. Выросла, тебя вон какого неказистого в дом приволочила. Чистая дуреха, а не баба тридцати пяти лет. И надо бы мне тоже пендаля вам сразу отвесить, но Клаша больно много рыдала: не гони Сереню, такой уж послушный и преданный жених он. Жаль его, причитала. Давайте, мама, чуть обогреем изморыша этого – живая душа все же. И ко мне серьезные намерения имеет. Может, выправится Сережа, станет, может, человеком. Но надежд ты, Шалупкин, не оправдываешь пока наших. Смотреть на тебя нам совестно – зряшный ты супруг.

И к Елисею Сережу допускали все реже. Разве что посмотреть издали на родную душу разрешение давали. Но чаще привлекали поднести, унести, подтереть, сбегать. Будто и не батя он, а место пустое.

Погостила родня и осудила: “О коте больше переживаешь, чем о людях. Тьфу слушать”

А Сережа и не знает, что ему делать теперь. С одной Клавой он бы еще справился – нашел подходы. Дальше жить с Ольгой Степановной мочи уже никакой нет. Домой ноги не несут – только нос просунешь в дверь, как начинается унижение человеческого его достоинства.

К родителям Сережи Клавдия ехать не желает категорически: сам в селе своем живи, как дурак. Там для Елисея условий никаких не создано: ни коммунальных удобств, ни педиатров человеческих.

Брак никому сейчас не нужен? Родственник мужа легко разрушил нашу семью

В съемный угол супруга тоже ехать отказывалась. Щас же, говорила Клава, как же! Разбежалась с тобой по съемным углам мыкаться. Зарплату твою смехотворную на съемные халупы угрохивать. Ты, значит, будешь на заводе своем отдыхать, а я с малюткой в четырех стенах чужих с ума рехаться. Тут хоть мама подсобит мне с Елисеем управиться. Где покачает, где и развивающее занятие проведет. Глупый какой-то ты, Шалупкин, а не муж.

И про развод бежит Клава читать статьи всякие.

Я – бывший отец: брак “по залету”. Ч.1

А Ольга Степановна только масла в огонь плещет. А ну, говорила теща, выметайся-ка ты, Шалупкин, из нашей хаты. Смысла в тебе меньше, чем в перепелиных мозгах. Ходишь тут по квартире нашей личной, заразу разносишь всякую. Клаше нервы вон на кулак наматываешь своим лицом постным – молоко аж сворачивается у нее. Устали мы терпеть тебя уже. Забирай уж пакет свой с трико и документами – да ступай на все четыре стороны. Страна у нас большая – найдешь куда прибиться. Развод через адвокатов производить намерение имеем.

Ненормальная жена: оставила мне детей и ушла

Сережа, конечно, горюнится. Когда семья рушится – это всегда очень болезненно. И вовсе ужасные мысли в голову ему идут. Может, и не было никакой любви промеж них? Томление молодых тел они выдали за светлое и глубокое чувство? Поспешили назвать друг друга мужем и женой? Елисей круглым темным взглядом на папу посматривает: поспешили, батя. Пакет собирайте уж. Надоело нам всем, что молоко сворачивается.

Ошибка
Exit mobile version