Site icon Черно-белый день

Муж кричит, что братские узы – священны. И братья его живут у нас годами. Что делать мне?

Зина с Колей были довольно молодой и счастливейшей семьей. Любили друг дружку до самозабвения. Коля супругу все Зинулькой звал. Теплые отношения царили. Детей, правда, пока все не получалось, хотя и грезили о них. И даже имена будущему потомству определили красивые – Владимир да Геннадий.

Зина в целом была супругом очень довольна. Коля ее работал, зарабатывал. На других женщин глаз не пучил. Не дрался и не курил никогда в жизни. А еще был он душевным человеком. Даже плакал, когда фильмы про любовь смотрел. И родных своих очень обожал.

Золото, а не мужчина был этот Николай. Не каждая замужняя женщина награждена таким прекрасным спутником жизни.

Но был в Николае и небольшой недостаток. Любовь его к родным имела и обратную сторону. Братьям своим – а было их целых трое – муж готов был отдать все-все. Хоть сразу две своих почки, хоть самую распоследнюю рубаху. Берите и пользуйтесь, дорогие братишки. Коля ее вообще всегда твердил, что братская любовь – дело святое. И что за ради родного брата он и в воду, и в огонь готов прыгнуть без лишних раздумий.

Так вот их воспитывали в родительской семье: сам пропадай, а брата выручай. И это очень похвальное воспитание.

Зина крепости братских уз, конечно, никогда не оспаривала. Сама она, к стыду своему, была единственным ребенком у родителей. И если и осмеливалась изредка слабо попросить оставить хотя бы одну почку в молодой семье, то получала справедливый отлуп: ты вон эгоисткой выросла – одна у мамы с папой. Куркулем по жизни существуешь. Ты вон и представления малейшего не имеешь, что это такое – брата любить. Это святое чувство, Зинулька. Святейшее. Крепче той любви только титановый стержень.

Зина, действительно, про все это смутно соображала.

Более всего на свете мечтала она о собственном авто. Ей давно хотелось небольшой такой личный автомобиль. И сладко представлялось, как они вместе с мужем Колей – счастливейшая из семей – на этом авто едут в романтическую поездку на Черное море. Едут и музыку слушают, поют про “Вояж, Вояж” и Зинины бутерброды уплетают, хохочут еще, конечно, на весь автомобиль.

Коля мечты об авто тоже очень разделял. И с самого первого дня семейной жизни начали супруги накопления откладывать. Прикинули, что если три года стабильно пополнять кубышку, то машина из мечты перейдет в разряд реальности. И – здравствуй, море пенное.

И месяц от месяца сумма в кубышке приятно росла. Зина купюры перебирала и чувствовала исходящий от них морской аромат. Щурилась будто от солнца южного и сарафан в крупный горох примерять бежала.

А когда денег накопилось довольно много, и можно было бы уже понемногу начинать бродить по автомобильным барахолкам в поисках своей милой ласточки, Коля сделал неожиданное заявление. Послушай-ка, Зинулька, сказал супруг торжественным голосом. С прискорбием вынужден я сообщить тебе, что деньгам этим имеется куда более важное применение. Младший мой брат Федор намерен с невестой своей сочетаться брачным союзом. А если ты вдруг запамятовала, брат Федор – вчерашний студент. Материального базиса личного вовсе пока не имеет. Но жениться ему уже пришла пора – батя с матерью давно мечтают о внучатах. А сам Федор жизни без своей любимой под боком не представляет. Сгину, говорит, даже в кратковременной с ней разлуке. Сгину и не вспоминайте. Придется накопленное на ласточку брату Феде презентовать – пусть спокойно брачуется. Желание брата – закон для меня и самое святое. На море и в плацкарте можно всеми братишками и женами ихними нам с тобой рвануть.

Зина прорыдала в подушку три дня и три ночи. Оплакивала Черное море. Даже сарафан в горох ножницами попортила от расстройства. Но что же тут поделать? Смирилась, конечно. Братские узы они такие. Порыдала да и смирилась. Пусть же Федор свадьбу играет широко и на зависть окружающим. Люди из плоти и крови важнее ржавого металла. И Коля по голове ее ласково погладил: важнее, Зинуля, конечно, важнее.

И дальше молодые дружно живут. Но – не долго. Средний брат Гена к ним на постой заехал. Перебрался со скучного городишки в областной центр. Хочу, сказал им Гена, жизнь свою разнообразить чутка. Надоело коровам хвосты крутить, мечтаю на трамваях кататься и деньги бешеные заколачивать.

А квартира у Зины с Колей – небольшая двушка. В наследство Зине от родителей перешла. Брат Гена в зале обосновался – завез свои рыболовные снасти, велосипед, аккордеон и носильные вещи. Стало чуть тесновато молодой семье. Но – братские священные узы обязывали потерпеть. Год терпели с большим удовольствием. Второй – с едва заметным раздражением. На третий Зина уж не выдержала. Тю, говорила Зина. Устала я двоих мужиков кормить и обстирывать. У плиты днем и ночью торчу – лицо вон кремом намазать некогда. И аккордеон этот опротивел, и о снасти я ноги чуть не калечу ежедневно. Когда уж братишка Геннадий от нас съедет на съемную площадь или же в скучный свой городишко к коровам вернется? Все равно же работы он тут, в областном центре, не нашел пока.

А Коля ей и отвечает. Эгоистка ты, Зинулька моя дорогая. Холодная и равнодушная женщина. Неужто брат мой кушает много или свинячит в двушке безмерно? Постыдилась бы священные узы попирать.

И бойкот супруге объявил – с месяц не разговаривает. И даже к брату Геннадию в зал перебрался. Сидят там вдвоем, тоскливые песни под аккордеон тянут.

Разве это жизнь молодой и счастливой семьи?

Зина, конечно, раскаивалась от чистого сердца. Плакала, умоляла о прощении. Про эгоизм свой много супругу соболезновала. Брата Гену кормила будто он истинный гурман.

Коля долго думал, хмурился. Но – простил в итоге. Любил все же Зинульку свою. Теплилось отношение.

В качестве примирения попросил лишь старшего брату Володю в хату к ним запустить временно. На неделю-две. Не более. Брат Володя с супругой и малютками в цирк мечтали попасть уже продолжительное время. По гостиницам всей ордой не наездишься – дороговато все же. Да и глупо по гостиницам жаться, когда родной брат имеет возможность предоставить человеческий приют.

Давай-ка, Зинулька, говорил муж Николай, чуть веселее жить станем. Братишку Володю с домочадцами в спальню к нам гостеприимно обустроим. Брат Гена пусть-ка с нами валетом на диване как-то устроится. В тесноте, но и не в обиде коллективно проживать будем. На аккордеонах играть, песни горланить и поддерживать друг друга начнем так, как и положено нам, ближайшей родне.

А Зина что? А Зина и ничего. Братские узы – они священные. Хоть и плачется ей горько, как о море Черном случайно где услышит.

Ошибка
Exit mobile version