А что Лидка представляет? Представляет она полный ноль и образец деревенского хамства.
Внешность у невестки серая – волосенки жидкие, носик длинный, глазки маленькие и хитрые, как у барсука. Зато тазовая область очень развита – дверные проемы скоро расширять придется, не иначе. Все от того, что рождена была Лидка поля пахать, а не у них на этаже в уюте и тепле дни свои просиживать.
Образования у Лидки нормального нет – торгует невестка косметикой в павильоне. Сидит днями цацей деловой, ногтям крашеными помады женщинам разворачивает. Вот и все ее образование.
Опять же, сомнительным было и происхождение деревенской халды. Мать у Лидки в деревне живет. Привыкли с дочерью в навозе кувыркаться. О чистоте никогда не слышали. Выросла Лидка в хлеву – поэтому и сейчас беспорядка не замечает. Все зальет, измажет, изгваздает – и телек на диване смотреть, чай вприкуску швыркать.
Папа Лидкин и вовсе тюремщик. Бывший он тюремщик и помер давно, но факта это не меняет. Лидка про этого своего папу говорить очень смущается. Только блеет: “батя был добрым, батя был хорошим” . Ольга Васильевна слушает, а сама и думает: урка твой батя, урка и есть.
Генетика у Лидки хромала на обе ноги. Сразу на обе. К тому же Лидка была на два с половиной года старше Игоря – привел в дом старуху.
Игорь же – мальчишка молодой. Нецелованный почти. Такого любая прожженная бабенка прелестью своей сомнительной поманит – он в ЗАГС и побежит. В том, что Лидка вся-вся насквозь прожженная, Ольга Васильевна ни дня не сомневалась. Вон глазенками как зыркает по мужикам – со школьной скамьи, небось, прошла огни и воды.
Ольгу Васильевну от распутного перестарка Лидки даже подташнивало. А такое неприятие на пустом месте обычно не возникает. Нет дыма без огня.
Сама Ольга Васильевна была женщиной тяжелой судьбы. Тяжелой, но достойной.
Муж ее, Вася, оказался, к несчастью, человеком пьющим. Как запил он в день свадьбы – так все восемнадцать лет без передыху хлестал горькую. Положение семьи усугублял и еще один порок супруга – тотальное прелюбодеяние его. Как начал Вася по бабенкам бегать на втором месяце их совместной жизни, так и до последнего своего дня бегал по ним, по прожженным. Ольга Васильевна терпела неприятности от супруга только ради ребенка. Ради Игоря. Наплачется бывало, накричится, чемодан соберет, а на Игорька взглянет – и терпение откуда-то берется. И муж Вася не такой уж и пьяный, не такой уж пропащий.
Но небо муж коптил недолго – помер довольно молодым. Игорек тогда только школу закончил. Ольга Васильевна мужа схоронила и вздохнула с облегчением: быть вдовой Васи оказалось проще и приятнее, чем являться его женой.
И зажили они вдвоем с сыном – мирно, дружно, в заботе друг о друге. По утрам сны друг другу рассказывают, в обед Игорек звонит про самочувствие спросить, вечерами травяной чай пьют, мелодрамы смотрят, обсуждения ведут.
А потом появилась Лидка и белый свет померк.
И дома теперь у них периоды гнетущей тишины перемежались частыми и некрасивыми скандалами.
Игорь, конечно, нервничал. Маму свою он любил до самозабвения, но и жену Лидушу тоже очень любил. Обижать их боялся, не хотел.
Но и метаться устал – будто между двух огней он. И выхода нет.
Товарищи советовали ему съезжать от матери и жить с Лидкой на съемной хате – две бабы кухню никогда не поделят. И Игорь даже всерьез собирался на съемную. Собирался с духом, набирался решительности, настраивался на серьезный разговор с мамой. Заранее предвидел ее слезы и глубочайшую сердечную рану, которую он нанесет той, что его родила, воспитала, дала путевку в жизнь.
При очередном скандале он даже заикнулся, заранее сжавшись в комок: “а давайте-ка, маменька, я Лиду на съемное жилье свезу. Скандалите вы эмоционально, а это вам вредно – сердечница вы. Свезу на жилье, избавлю вас от этого раздражителя. Навещать по субботам стану непременно”.
Мама тогда шибко взъерепенились. До ночи истошно кричали про арендные клоповники, распущенность и сыновнюю черную неблагодарность. Смотрите, люди – мать на бабу променял! Очень мама кричали, упали в обморок, подняли себе давление. Бригады “скорых” дважды в ту ночь к ним приезжали, Ольгу Васильевну еле-еле откачали.
Игорь тогда испугался не на шутку, от идеи побега с Лидкой на съемную жилплощадь отказался навсегда.
И даже на супругу накричал, даже не разговаривал с ней почти месяц. Помирились только тогда, когда Лидуша ему про беременность тихонько и радостно сообщила. Помирились они в тайне от мамы – дома еще долго изображали близкий развод. Давали маменьке времени давление стабилизировать.
Но проблема, ясное дело, никуда не уходила. Обстановка дома оставалась напряженной. Беременность Лидуши ее не разрядила, а будто даже наоборот.
Лидка с Ольгой Васильевной ходили по квартире, как две раздраженные кошки. Между собой они чаще молчали. Но иногда немного переругивались, выражали взаимную антипатию.
Мама, как женщина интеллигентная, с Лидой напрямую ругаться не хотела – все передавала через Игоря: “скажи своей жене, что таких рук, как у нее, лучше и вовсе не иметь. Такие кривые руки правильнее сразу обрубать человеку при рождении. Толку-то с них нет. Пол за ней перемываю, суп ее вылила. Как скотине помоев наладила – разве же это суп? Хороший хозяин собаке такого супа не нальет”.
Лидка в долгу не оставалась. При виде своего супа, уничтоженного центральной канализацией, краснела пятнами, начинала бегать по квартире, собирать вещи, рыдать. Лидке было обидно за суп и за себя.
Мама Игорька обычно в такие моменты уходила в свою комнату, запирала дверь на надежную щеколду. Лидка билась под дверью, требовала пояснений по загубленному супу.
Мама Игорька дверь не открывала, но громко предупреждала Игоря, что давление у нее поднимается на глазах. И если он, Игорь, не уберет свою истеричку от двери, то дело запахнет неминуемым инсультом.
Игорь, пыхтя, оттаскивал Лидку. Лидка сопротивлялась, царапала Игорю физиономию. Игорь уворачивался. Лидка хваталась за уже свой чуть выросший живот: ты навредил малютке, ирод.
Мать падала в обморок за дверью.
Лидка болезненно морщила лицо и тихонько сползала по стене: у нее тоже наступал обморок.
Игорь метался, не мог решить – кого спасать первым. Бестолково носился с “Валидолом”, обмирая от страха за здоровье дорогих ему женщин.
Крайним в этих семейных сценах в итоге всегда оказывался он сам: притащил в дом девку развратничать, не смог вовремя оторваться от материнской юбки, не сумел купить свое личное жилье, а ребенка состругать сумел. И выбирай – я или мама твоя. Выбирай – я или вон та посторонняя немолодая женщина, которая где-то нагуляла пузо и крутит тобой, дураком.
И еще тонны обвинений, претензий, ультиматумов. Игорю хотелось сбежать из дома, но он, конечно же, никуда бы не побежал.
В мирное время дома было чуть лучше, чуть душевнее.
В такие дни провожали Игоря на работу всегда шумной гурьбой – мама и Лидка. Подходили по очереди, подставляли щеки для прощальных поцелуев, желали ему успехов в труде. Будто соревновались даже – кто быстрее подставит щеку, а кто проводит более теплым напутствием.
На праздничный день 8 Марта Игорь дарил своим самым близким женщинам всегда одинаковые подарки. Иначе могли быть щемящие обиды.
На всякие прочие праздники дары покупал в пределах одной ценовой категории. Иначе следовали обиженные губки. Жена сначала деловито требовала предъявить чеки на подарочные товары, потом въедливо сверяла затраченные суммы, загибала пальцы. Хмурилась – подарок мамы был чуть дороже. Лида тогда сразу чувствовала себя обесцененной и униженной. Игорек неуклюже оправдывался. Лида напоминала ему про “прилепится муж к жене”, уточняла звенящим голосом, кто она ему – родная жена или мимо проходящая профурсетка. Обзывала мамочкиным сыной-корзиной и даже слизнем. Начинала собирать вещи и уходить из дома. Подарок, поруганный и ненужный, летел в Игорька.
Мама, видя семейное неблагополучие сына, тихонько плакала в своей комнате, шипела тонометром.
Так и жили. Просвета Игорь не видел. Иногда ему даже хотелось, чтобы мама его любимая поскорее покинула этот грешный мир. Спокойно покинула, безболезненно. В окружении родных и близких, с улыбкой на слабых устах. И тогда ему станет спокойнее и радостнее жить. После таких страшных мыслей про маму Игорю было стыдно на Ольгу Васильевну смотреть. Ненавидел он себя за эти подлые мысли о самом любимом человеке.
А иногда, и довольно часто в последнее время, ему снился отец. Поддатый и довольный жизнью отец. Именно таким его Игорь и запомнил. Папа Вася весело подмигивал ему и хлебосольно наливал стопку. И Игорю отчего-то тоже хотелось вдруг быть таким, как Василий – веселым, нетрезвым, свободным мужчиной.
