Старшая сестра Лидка была очень уж симпатичной в юности. Она и сейчас, конечно, ничего, но вот раньше…
Лидка тогда очень смахивала на положительную героиню сказки “Морозко” – тихую и работящую Настеньку. Иногда Лидку так и называли – Настенькой. Лидка прозвище оправдывала – мела с энтузиазмом пол и училась с рвением.
Коли есть в семье Настенька, то должна быть и Марфушка. И у Клюшкиных она тоже имелась. Ну, вы понимаете, кому отводилась эта роль.
Сама Клюшкина на Марфушу совсем не обижалась – отрицательный персонаж ей даже нравился. И был идеологически ближе, нежели тихоня Настенька, нагло врущая о том, что ей тепло тогда, когда от холода она уже и моргнуть по-человечески не могла.
Мама, глядя на свою Клюшкину, иногда ободряюще вздыхала:
– Ничего-ничего… Еще вырастешь, изменишься, израстешься. Станешь совсем другой. Подожди с пяток лет или чуть больше.
Клюшкина покорно кивала: вырасту и израстусь. Хотя и так, как есть, ее устраивало.
А вот Лидке куда-то израстаться было вовсе ни к чему. Потому что она уродилась прекрасной изначально.
У сестры имелись большие и выразительные глаза. И обычно они выражали неземную печаль. Иногда Лидка делала особенно скорбную гримасу и рассматривала себя такую в трехстворчатый трельяж. Наверное, представляла себе какую-нибудь ужасную трагедию. К примеру, вот началась война, а она, Лидка, конечно же, пошла в партизаны и погибла героической смертью в лесу. Сестра тогда обожала про партизанов.
Бабушка, видя эти кривляния у зеркала, всегда говорила недовольным голосом:
– Ну воооот, опять. Горем убита, дрыном придавитА.
И отворачивалась. Бабушка у них была строгого нрава и ей не нравилось, когда Лидка вот так кривляется у зеркала с грустным лицом. Лучше б вон пол еще помела. Хотя Лидку она обожала безумно.
И однажды у Лидки, как у любой прекрасной девушки восемнадцати лет, начали появляться поклонники.
Поклонник по имени Слава запомнился Клюшкиной особенно.
Этот Слава был старше Лидки на целых восемь лет. Приличная разница, когда тебе восемнадцать, а ему уж давно двадцать шесть.
Дедушка Клюшкиной ухажера Славу называл “трухалем” и недолюбливал. Он считал, что их Лидка достойна куда лучшего кадра, чем этот перезревший трухаль.
И сама Клюшкина от Славы тоже была не в восторге. Он ей казался уже довольно пожилым и скучным человеком. И ни разу не симпатичным на лицо. Тогда ее сердцем безраздельно владел Митхун Чакроборти, и все мужчины, на Митхуна внешне не похожие, казались почти уродливыми. Вот Лидкин Слава на актера совсем не смахивал: он был белобрыс и уже прилично лысоват. Трухаль потому что. И как только Лидка с ним целуется? Очень это, должно быть, ей противно.
Слава, как и положено человеку в летах, был положительным. Он совсем не пил, не курил и не втирался в дурные компании. Работал себе в институте, а по субботам приходил к Лидке на свидания. Они сидели в комнате на диване, слушали музыку на кассетах и о чем-то шептались. Иногда Слава целовал своими противными губами Лидке руку. Лидка царственно позволяла. Клюшкина, подглядывая безобразия, недоумевала. Очень ей скучным казалось сидеть и шептаться со Славой под душераздирающие песни Татьяны Булановой. Что они обсуждают? Урожай брюквы? Ревматоидные боли?
После свиданий, выпроводив Славу домой, Лидка шла шептаться уже с бабушкой. Она рассказывала ей о своем белобрысом Славе всякие секреты. И Клюшкина слышала:
– А он такой говорит…
– А я ему тоже отвечаю…
– А Слава вдруг признается, что…
– А я ему такая тоже заявляю…
А бабушка все это выслушивала и давала Лидке различные мудрые советы. Клюшкиной было любопытно послушать, в каких грехах признался престарелый Слава, но шептались Лидка с бабушкой совсем уж тихо.
А еще Слава состоял в секте. Он был настоящим “иеговистом”. Клюшкину этот факт очень тревожил. Про секты она была наслышана. Их было много и они не скрывали своей сущности, а даже наоборот – устраивали веселые концерты в кинотеатре “Космос” и всем бесплатно раздавали книги. И Клюшкина представляла себе, что там, в этих сектах, люди совершают необычные вещи – танцуют голыми в бревенчатых избах и бесплатно отдают свои квартиры главарям сект. Вдруг этот Слава и их Лидку затянет в “иеговисты”?
Слава иногда приносил с собой свои особые журналы. Лидка прятала их себе под матрас в детской.
Эти журналы были интересны прежде всего своими чудесными картинками. На каждой странице издания симпатичные люди занимались приятными делами – обнимались на фоне могильных плит, пасли курчавых баранов, играли на аккордеонах и скрипках, много пели. Все люди в этих журналах были очень счастливыми и заботливыми друг к другу. Слава пояснял, что секта отучила его пить и курить. И он ее, секту, ни за что не бросит, но и Лидку заманивать желания никакого не имеет. Разве что она, Лидка, сама начнет настаивать.
Еще Слава очень обожал девушек хозяйственных. Лидка мела пол и особой хозяйственностью не отличалась. Но как-то, желая произвести на Славу неизгладимое впечатление, она решила сообразить морковный пирог. И встретить Славу в переднике и с пирогом в руке. Чтобы он влюбился уже бесповоротно.
И Клюшкина прямо у подъезда подкараулила Славу. И с видом заговорщика шепнула ему про угощение. И Слава очень обрадовался – морковного пирога в исполнении Лидки он еще не пробовал.
Но пирог, к сожалению, сгорел тогда в духовке до черных углей и Слава надеялся зря. А бабушка немного навтыкала Клюшкиной за то, чтобы больше не распускала свой язык.
С положительным Славой Лидка вскоре рассталась. Пирог ли был тому виной или какая-то иная причина. Но поклонник много горевал. Он сразу выписался из “иеговистов”, начал курить и пить пиво. Так сильно переживал разрыв.
А потом уехал в Челябинск и женился на женщине двадцатью годами себя старше.
А Лидка начала встречаться с другим товарищем – по прозвищу “Букварь”. Тоже положительным и тоже очень скучным.
Ошибка
