К Зинаиде в гости свекровь зачастила. Баба Нюра. Очень хорошая женщина, хоть и свекровь. Приезжала она, стоит отметить, ранее довольно редко – раз в год, а то и еще реже. Несподручно ей чаще из села своего выбираться было – там козы дойку ожидали и дом с печью внимания требовал.
И Зина эту бабу Нюру спокойно себе выносила. Все же мать супруга, не хвост свиной. Почитай и терпи родственницу. Тем более, что и визиты эти нечастые. Даже слегка соскучиться все по друг другу успевали.
А баба Нюра раз – и чудить вдруг начала. Коз своих продала в добрые руки и на дом рукой махнула – зачастила семью сына своим обществом радовать. Одиноко мне, плачет. К вам приникнуть хочется. С потомками своими мудростью делиться.
И вот как не соберется она в гости, так с собой посторонних людей и тащит. То своих, поселковых, которым в больницу или за телевизором приспичило, а то родственникам всяким свидания назначает на чужой территории.
Вот в предпоследний раз племянницу Мотьку с малыми ребятами в дом приволокла. У тех ребят воспитание было такое, что на них смотреть со спокойными эмоциями было трудновато. Конфеты и пряники по карманам прячут, в шторы сморкают носы и Зининых детей пинают под зады пятками. Кота Ираклия вот еще под кровать загнали и фонарем в него светят. Признавайся, орут, ренегат.
Такие вот родственнички. Племянница Мотька смотрит на это очень выдержано и с бабой Нюрой виды на урожай обсуждает. Какао пьет себе культурно. Иногда лишь кричит мальцам носы выбивать тщательнее или сливом в туалете пользоваться.
Потом раз – и еще раз фортель свекровь показывает.
Намедни подругу детства своего выписала на адрес сына. Похохочем, говорит. Молодость повспоминаем. Товарищей помянем. И подруга аж из соседней области наехала. Тоже бабка, тоже с кульками и в гамашах. Вот они кульки свои в кучу скинули и давай языками чесать. Все чай пьют с сушками и дела давно минувших дней обсасывают. То плачут, то смеются на весь этаж. Поют еще много про хлопцев и коней. А Зина будто и не дома у себя. В залу и зайти ей боязно – кумушки эти на нее так зыркнут, будто это она сама к ним в гости приперлась и в шторы нос выколачивает. С неделю этак пели и плакали.
В другой раз свекровь соседку Корячиху с собой притащила. Корячиха не одна приехала, а с дедушкой своим, Сигизмундычем. Этот Сигизмундыч выпить был всю жизнь не дурак. И пока Корячиха в лечебном учреждении помощь неотложную получала, дед всем показал. Напился в уборной и потом явственно видел космических сущностей под своей раскладушкой. Очень все тогда перенервничали. Кот Ираклий даже из дома навсегда ушел. А Зина до сих пор в себя не придет. Все от звонка в дверь вздрагивает.
Дети их, Коля и Оля, в смотрители маяка записываться собрались. Или в лесничии. Хватит нам, говорят. Хлебнули.
Муж Анатолий тоже ситуациями расстроен, но не шибко. Терпи, говорит, Зинулькин. Маменька уж очень пожилая. Одиноко ей в селе. И нас обожает, тянется вон как. Нельзя старушку расстроить пассажем каким. Потом не простим себе.
И Зине это все очень понятно – бабу Нюру жаль, но и себя еще жальче. Все время в доме граждане еле знакомые, а то и вовсе посторонние толкутся. В холодильник лезут, постели пользуют. В уборной часами сидят. Газеты и литературу там читают. Дверями хлопают. Шебуршат пакетами. Видят космические сущности. Обсуждают урожай репы. Сморкаются в занавески. Поют про коней.
Надоело до безумия, а делать нечего – и обижать бабу Нюру не хочется, и Анатолия не оскорбишь – чай, супруг законный. Но и гостиница уж эта поперек горла Зине. Хоть бери и за несчастным Ираклием прямо сейчас следуй.
Ошибка
