Уходила Галя от мужа Василия тяжело. С болью и кровью вырывала она себя из плена семейного уюта. Буквально наживую рассекала путы священного союза.
А ведь даже точащий червь, усомнившись в Галиной разумности, махнул на нее рукой и уполз однажды: живи как умеешь.
И Галя еще некоторое время трепыхалась – боролась за семью.
Но на службе ей неожиданно указали рукой на дверь. Дело, конечно, житейское. А вот пополнять семейный бюджет она временно лишилась всякой возможности. Хоть плачь, хоть головой бейся – не поможет.
И с месяц Галя, точечно лишенная Василием электричества, обреталась на жилплощади лишь при неверном свете лучины. Приноровилась, конечно, со временем в полутьме шастать. С небольшой натяжкой это можно было даже называть романтикой первого года брачной жизни.
От неоплаченных коммунальных удобств муж отгонял ее отныне колотушкой. Грудью бросался он на оборону своего клозета или перекрывал все подступы к крану с водой. “Не плОчено! Ни копейки денег за то не плочено!” – возмущенно надрывался супруг. И Галю к благам цивилизации не пущал: ишь, щемится! Жучка.
Но Галина, конечно, со временем поднаторела в вопросах справления нужды – благо настоящих морозов еще не грянуло. А буквально в паре километров от их жилища раскинулся прекрасный сквер с тенистыми аллеями. И это было даже полезно – километры туда, километры обратно. По свежему воздуху за день ходок этих так намотаешь, что спишь потом здоровым сном до утра. Сплошная полезность для организма.
А покинуть очаг принудил ее элементарный голод.
Галя, внезапно отлученная от использования холодильника “Бирюса” (“Ты не участвовала в покупке этой бытовой техники, Гала, а потому геть с пляжу”), вынуждена была вывесить за окно стратегический и единственный съестной припас – блекло-синий куриный окорочок.
На этот продукт Галина возлагала особые надежды. Если поднатужиться и питаться, как та задохлая Дюймовочка, то можно спокойно дотянуть до нового трудоустройства.
Но несчастный кус мяса вероломно поклевали какие-то городские птицы. Обглодали продукт, стервецы этакие, до самых костей!
Галя, увидев такое мародерство, с горя аж поседела. Это в двадцать пять-то лет! И кричала в небо самые страшные проклятия на голову этих вороватых яйцекладущих.
И с неделю потом валилась в голодные обмороки. А Вася, весело подтрунивая над женой, предлагал не падать в отключки, а взять у него взаймы чуток сухого гороха. Но, конечно, при условии скорейшей его отдачи. Любой долг красен прежде всего платежом.
Горох она не любила вовсе, а окорочка было жаль. На шкафы с провиантом Василий нацепил амбарных замков. Что же ей теперь, ноги молодые протягивать?
Оставалось одно – временно покинуть уют. И Галя, сцепив голодные челюсти, таки рискнула браком.
Наутро собрала она свой нехитрый скарб – носильные вещи, подаренные чайник и куцый плед. Прихватила и подлокотник дивана-книжки – свою личную долю нажитого в браке имущества.
И отбыла к маме, в родимые пенаты.
Переезд этот дался ей, конечно, тяжело. Жаль покидать было насиженного места и стены, в которых ей так сладостно мечталось о топоте детских ножек и мирном супружестве.
…Вот из этой чашки она пила свой морковный чай.
…А вот по этим милым сусекам она сметала крошки для праздничной ватрушки в честь годовщины знакомства с Васей.
А вот в этом углу супруг заверял ее в серьезном своем чувстве, но и настаивал на том, что табачок все равно держать следует врозь.
И даже долговая книга уже не казалась таким отвратительным документом – всего-то лишь милая переписка супругов.
Трогательных воспоминаний было море, но и жрать хотелось до дрожи в руках. А потому – долой сантименты.
Галя брела к маме и всю дорогу безутешно рыдала. Куталась в плед. Покрепче перехватывала подлокотник. Шла, конечно, пошатываясь. Прохожие расступались – на лицах у всех было большое сочувствие к чужому горю.
Уходить от Василия навсегда она, конечно, не собиралась – не дура. Даже какие-то свои женские мелочи специально оставила на трюмо – крем там и сломанную пудреницу.
Галя хотела Василия немного проучить. Чисто по-женски. Чтобы муж наконец осознал страшную потерю и приполз на пузе. Чтобы умолял ее вернуться к семейному очагу. А она бы сначала немного покобенилась, понабивала бы себе цену. А потом бы, конечно, согласилась к очагу проследовать.
Но сугубо на своих условиях!
Продумывать эти условия было приятно. Галя даже рыдать переставала на время и отрешенно улыбаясь, загибала пальцы с требованиями к супругу.
Родная мать встретила Галю с небольшой прохладцей: бросаешься семьей. Чай, не алкоголик буйный был муж-то твой. Уведут его, доца! Локти еще кусать будешь, помяни мое слово.
За те месяцы, что дочь жила в уютной двушке мужа, родительница тоже как-то устроила свою личную жизнь. В доме у них появился мужчина. Мужчину звали Михаил. Он приходился Гале нелегальным отчимом – с матерью они пока были не расписаны, но собирались со дня на день.
Новый жилец был мужчиной небольшим – как раз для их двадцатиметровой жилой площади. Компактный, но весь какой-то дерганный, неуравновешенный. Быстро выходил из себя, мог и сапогом швырануть вдруг. Позже выяснилось, что Михаил – завязавший алкоголик, но и большой шутник, конечно. Мать была теперь все время радостная – хохотала со своим завязавшим, как редкая молодуха. В хорошие дни Миша щипал мать за бочок, а та заливалась колокольцами.
Сестра Анжелика тоже неожиданно нагрянула в отчий дом. Она покинула отца своего малыша – не смогла более терпеть унизительного положения сожительницы. Поэтому по полу ползал племянник – добавлял в жизнь веселой суеты. Иногда являлся этот Анжеликин брошенный парень. И тогда они громко выясняли отношения у крыльца. Зачастую парень рвался в дом – хотел, как отец, видеть своего потомка. Он брал на плечо входную дверь и истошно орал. Анжелика не пускала его – манипулировала ребенком: сначала ЗАГС. И выражение лица у сестры теперь было не просящее, а торжествующее.
Галя, глядючи на всю эту задорную кутерьму, становилась особенно меланхолична.
Она все чаще плакала украдкой и ждала, что супруг Вася, хлебнув сиротства и холодной постели, кардинально пересмотрит свое скундыжничество.
И со дня на день приедет за ней, как за любимой женщиной. И выманит Галю из отчего дома посулами полного материального содержания.
И теперь она жила ожиданием – вострила ухо на телефон.
Сначала Василий будто затаился – никак не проявлялся с месяц. А потом вдруг как начал названивать! Все провода оборвал. По субботам звонил. И советовал Гале не рушить нормальный брак, сохранить отношения во имя будущих наследников. Он уже солидно вложился в супругу и ему было жаль ресурсов.
Гале, конечно, хотелось не рушить, но и бежать в семейное гнездо с Василием пока было преждевременно.
Хотелось выканючить себе преференций.
Во-первых, выбить положенного ей по статусу. Молодожен, к примеру, так и не свозил Галю в свадебное путешествие. Пусть поимеет совесть и везет сейчас. Она, конечно, ничего оплачивать не будет – пальцем не шевельнет. За личные средства готова лишь купить себе легкомысленную панамку. И пусть ее потом красиво сдувает с головы морской бриз. А Вася, стоя на коленях, тем временем лобызает ее загорелое колено. И еще безжалостно сорит деньгами на курорте.
Во-вторых, должна последовать полная передача финансов под Галино управление. Вася просто берет свой кошель и передает его законной супруге. С рук на руки. А та уж распоряжается им по своему усмотрению. Крупные покупки, так и быть, обсуждают вместе. Но решающее слово, конечно, за Галиной будет. Себе Вася иногда цапает из кошеля на скромные карманные расходы.
Третье условие – полнейший отказ от скундыжничества.
Муж ломает характер и делается щедрым навсегда. Выбрасывает свою колотушку. Делает взгляд хлебосольным. По-гусарски широко открывает ей доступ ко всем коммунальным роскошествам – благоустроенному клозету и горячей воде. Света электрического более не зажимает, если это, конечно, не интимное свидание при свечах. Не попрекает телевидением и холодильником. Не заглядывает ей в рот, не считает глотков. Не ведет учета гороху и окорочкам. Упраздняет долговую книгу и амбарные замки.
Вишенкой на торте прописывает супругу на жилплощади.
Василий, заслушав этот перечень условий, супротив каждого пункта бился, как лев. Он то истерично хохотал, то сопел и побряцывал колотушкой, то вдруг взрывался площадной бранью. Иногда даже бросал трубку телефона.
Упертый – как все мужчины.
В итоге, после полугода эмоциональных переговоров, выставил встречное предложение.
Супруг заявил о положенной ему компенсации за проживание ее, Гали, на посторонней жилплощади. И финансового возмещения за многолетние кино и кафе в добрачный период. С учетом стоимости изуродованного дивана-книжки выходило так, что Галя долгов в супружестве нахватала, как уличная собака блох. И по-человечески будет просто погасить имеющуюся задолженность, а потом спокойно сходить на развод.
Чувства отболели-с.
Галя такого не ожидала решительно. В мечтах панама летела, Вася лобызал, сорил финансами, пугливо вынимал из кошеля карманный расход.
Развелись, конечно, в итоге. Не без драмы с обеих сторон.
Галина, одурев от веселой кутерьмы отчего дома, неожиданно для себя схлестнулась с давним своим поклонником на ржавой голубой “четверке”. Хахаль был небогат, но не жадился – делился последним куском хлеба. Домой без гвоздики не приходил. Хоть и был голодранцем. С ним было стыдно, но такая се ля ви.
А Василий тоже недолго холостым был. Говорят, удачно женился на рачительной и деревенской. Живут душа в душу, скундыжничают себе на пару – друг друга в клозеты не пускают по очереди.
Начало грустной истории Галины здесь.
Ошибка
