У Кошкиных сын поженился. Женился самостоятельно – благословения у родственников не испрашивал. Долго не искал, а схлестнулся с соседской милой девушкой Мулей.
Эта Муля с маменькой всю жизнь проживали от Кошкиных на соседней улице. И вот – любовные свидания в сумерках, горячие признания и лохматая кукла на капоте автомобиля “Волга”. Создалась довольно крепкая ячейка.
А новобрачная Муля – сущий ребенок. Хотя и ровесница Пете по возрасту. Но беспомощна в быту и все сказки братьев Гримм с патефона слушает. А Петя такому поведению умиляется все время. И называет какой-то Пусею.
И у Мули маменька еще имелась – Ассоль Юрьевна. И тоже беспомощная до невозможности. Трижды замужем была, но в одиночестве нынче проживала, безутешной вдовицей.
Такие вот родственники получились: встанут с утра посредь избы и руки дугой: не знают как жить им на белом свете.
А Петя – как скрепил отношения – все у тещи этой, у Ассоли, бывает. Хотя и имелась у молодоженов своя отдельная жилплощадь. Подарок Кошкиных, между прочим. Всю жизнь они на эту жилплощадь рубли копили на сберегательную книжку. И сына Петю – по достижению им восемнадцати лет – одарили собственным углом.
Так вот – у тещи Петя бывает, а к собственным родственникам и носа не кажет.
Пробежит, бывало, мимо отчих окошек – и на бегу лишь прокричит:
– К АссольЮрьне бежим, у ей опять неполадка! Кран бежит или полыхает чего! Бывайте и не кашляйте!
И только его пятки засверкают вдалеке.
Мать Пети, конечно, плакала на такое отношение. Обидно ей, что сын равнодушным сделался и все при теще – женщине посторонней – крутится. А батя не плакал, а сердился крайне.
– Я, – батя ругался, – намедни сам крышу в садоводстве менял. Чуть не убился даже – грохнулся и костей бы не собрали. Несподручно это – одному упираться. А Петька, родной сынок, и помогать не заявился… Все у Ассоли-мусоли своей обихаживает бытовую сторону. Будто и нет у него матери с отцом. Будто от брюквы он какой отпочковался. Взяло это беспомощное семейство Петьку под самые микитки. Бараном при них вертится. А Мусоль эта – знатный чабан. Бурки вон ей только не хватает. Щелкает бичиком своим – команды дураку нашему раздает. И Муля рядом мяукает: “маменьке то, маменьке это”. Тьфу смотреть.
Вызвали они, конечно, Петю на серьезный разговор. Молодожен долго беседу переносил – недосуг ему было. У Ассоль Юрьевны то кран бежит – и беги спасай от потопа. То полка скособенилась – и на тещу рухнуть может. То холодильник вдруг не морозит, а обратное производит. А то и праздник какой этой теще отмечать приспичило – день рождения второго, давно почившего супруга, или светлый Первомай.
Прибыл Петя к родителям на Покров день. И чужаком смотрится. Присел на краешек дивана и на ходики поглядывает – чабан с дочерью, видать, поджидают его в нетерпении.
– Доколе, – батя строго спрашивает, – доколе ты не вспомнишь дороги в отчий дом? Последний раз по весне был, а сейчас уж снег валит. Мамка вон хворает в разлуке. И я намедни чуть с крыши не погиб.
Мама Петина рядом стоит – горькие слезы вытирает платком. Любуется на кровинку свою: похудел, осунулся. Чабан довел и как пить дать.
– Дык ведь, бать, – Петя отвечает, – вы вдвоем все толчетесь. Вам и весело живется. А АссольЮрьна – женщина давно одинокая. Кукует заброшенной коростелью на своем этаже. И некому руку подать. Ей поддержка нужна в хозяйстве – сама-то она беспомощная старушка. И в праздники одной сидеть грустновато. Муля маменьку свою жалеет очень. А я что же? Я теперь женатый браком на Муле человек. И тоже сочувствую ситуации. А коли ты с крыши чуть не осыпался – так помощника бы какого нанял. Чай, не бедствуете покамест.
– Помощника?! – батя тут как закричит, как сапогом по полу заколотит.
И прогнал сына Петю в шею. От обиды это.
А Петя в ответ тоже оскорбился. Носа так и не кажет к родственникам. Все с Мулей и маменькой ее возится. В отчие окна больше даже не кричит, когда мимо проносится. Такая вот ситуация.
