3 февраля 1919 года от голода погибла дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона.
У известной писательницы Марины Цветаевой было трое детей: две дочери и младший сын Мур (Георгий).
Хотя, биографы, как правило говорят лишь о двух ее детях – старшей дочери Ариадне и младшем сыне. И это не случайно.
Позорным пятном в биографии поэтессы является то, как она поступила со своей средней дочерью Ириной. Этот ребенок, при жизни знавший только холод, голод и рукоприкладство, умер в двухлетнем возрасте в детском приюте. Туда она, вместе со старшей сестрой, была якобы вынужденно сдана самой Цветаевой.
7-летняя Ариадна и 2-летняя Ирина Эфрон, commons.wikimedia.org
Ирина Эфрон родилась слабым ребенком. Появилась она в тяжелое и голодное время. Из-за недоедания она была нездорова, а значит, нуждалась в большей заботе – связывала руки, приковывала к дому. Болела рахитом – Цветаева усаживала ее на подоконник – получать целебные солнечные лучи. Из-за нелюбви матери Ирина была плохо развита. И постоянно отвергнута.
Сама Цветаева вообще очень по-разному относилась к детям.
Старшую дочь Ариадну она называла своим “духом”.
Видела в дочери себя – гения. Считала ее очень талантливой. Внушила Але, что и сама она особенная. Для старшей дочки Марина Ивановна была божеством. Мать ходила с ней на всевозможные литературные “читки” – гордилась. Ариадна формировалась в довольно своеобразной среде – экзальтированной, истеричной. Если почитать письма Али к матери или же ее дневниковые записи, то это особенно очевидно. Ариадна довольно необычно изъясняется для ребенка-младшего школьника.
Марина Цветаева с дочерью Алей
Марина часто оставляла дочь одну в доме, привязывая веревкой за ногу к кровати. Или засовывала в специальный мешок, где Ирина сидела по двенадцать часов к ряду. И уходила на свои литературные сборища, прихватив с собой старшую Ариадну.
Однажды в дом к Цветаевой пришла ее подруга Вера Звягинцева. Всю ночь они тепло общались, читали стихи. Когда чуть рассвело, Звягинцева с изумлением увидела болтающуюся из груды тряпок в кресле голову – это была Ирина. Присутствия ребенка до этого момента никто не обнаруживал, Цветаева будто и не помнила о ней.
Ирина, при живой матери, вела себя как ребенок с депривациями – раскачивалась, постоянно “мотыляла” головой. В записках, в упоминаниях об Ирине всегда сквозит пренебрежение матери к ней.
Воспитывать детей с 1917 года Марине пришлось самостоятельно, нанять прислугу не было возможности. А муж Сергей отбудет на фронт. Все тяготы легли на ее поэтические плечи.
Марина Цветаева и Сергей Эфрон
Кормила Ирину мать всегда плохо, иногда даже поколачивала, не позволяла подавать голоса. Ирина вообще в присутствии матери была, как молчаливый истукан. Сама Цветаева, узнав, что в приюте Ирина кричит от голода, назвала это “Ирининой гнусностью”, пояснив, что при ней ребенок и пикнуть бы не осмелился.
Сдав дочек в приют, Цветаева запретила им называть себя матерью. Почему? Возможно, не хотела, чтобы это известие “Цветаева сдала детей в приют” стало публичным. Девочек сдали третьи лица. Как круглых сирот.
Мотив сдачи простой и понятный – там детей могут хоть как-то кормить. Заканчивался 1919 год – голодный и страшный. Люди болели и умирали пачками. Сама Марина прокормить детей не могла. Она не работала и не печаталась тогда.
Современники позже поставят ей в укор: могла бы продать вещи на рынке (а ей было что продать) и накормить детей.
Или даже устроиться на работу, но работать Марина категорически не хотела, она не выносила такого труда.
Сестры мужа, Сергея Эфрона, поочередно предлагали Марине забрать Ирину к себе, они имели возможность ребенка как-то содержать. Но им обеим было отказано. Марине Ивановне казалось это большим позором – детей по родственникам раздавать.
Был и еще вариант – отдать девочек в московский детский сад, там условия были лучше.
Но Марина отчего-то выбрала самый плохой вариант – Кунцевский приют. Удаленное место, до которого было сложно добираться. Убедиться в том, что в этом приюте детей кормят и лечат, она не пожелала.
А дети в этом заведении болели, голодали и умирали очень часто.
Навещала она девочек в К приюте крайне редко и под личиной крестной матери. Месяцами не видя их, все же писала грустные стихи о разлуке со старшей дочерью, младшей, как и прежде, будто бы и не существовало.
Когда все же нанесла визит, то общалась и угощала только старшую дочь. Заведующая приютом даже сделала Марине замечание – почему же та сахаром угощает только Ариадну, отчего и не Ирину?
Цветаева была искренне возмущена: как это отнять у Ариадны что-то, чтобы дать младшей?
Семилетняя Аля писала матери горячие и печальные письма из приюта. Эти письма полны обожания матери, верности ей, Аля родительницу буквально боготворила. В каждом письме – тонны страданий и тоски, желания поскорее увидеть мать и вернуться в родимый дом.
Упоминала Аля и о Ирине: о ее отсталости в сравнении с другими детьми, ее плаче, бесконечных просьбах о “чае”, плаче, проблемах с пищеварением. Сочувствия у старшего ребенка к маленькой нет, только жалобы на нее: “Ирина отравляет мне жизнь”.
Аля даже поделилась с матерью наблюдением. Почти не говорящая Ирина выучила новое слово: “не надо”.
Цветаева успела забрать из приюта заболевшую лихорадкой Ариадну. Болеющую Ирину она забирать не стала, ее не хватило бы на двоих детей. Старшая же дочь была спасена.
О смерти Ирины в приюте от голода Цветаева узнала совсем случайно. спустя несколько дней после смерти Ирины. Отважиться приехать на похороны ребенка Марина не смогла – была занята Алей. Она так и записала в своем дневнике: “я не могла”.
Ирину Эфрон похоронили в общей могиле.
Возможно, поэтесса и винила себя в смерти младшего ребенка. Но и оправдывала: ей пришлось делать трудный выбор.
Позже она, видимо, чтобы оправдаться перед вернувшимся с войны мужем, сделает виноватыми в смерти Ирины его сестер. Напишет, что будто бы те, в самую тяжелую пору отступились, повели себя “хуже животных”, дали Ирине умереть в приюте из-за ненависти к самой Цветаевой.
