Виталик Крюков принял твердое решение с женой своей, Иркой, разводиться. И все это несмотря на десять лет брака и двоих совместных детей. Но хватит, намучился! Гордо возьмет одну лишь зубную щетку и уйдет.
А с детьми он не разводится, конечно. Он с ними в выходные общаться будет. В кино водить или на рыбалку возить. И деньгами помогать он не отказывается. Что он, червяк какой, без финансов детей оставить? Нет, Виталик достойный член общества и хороший отец. Будет все, как положено – совместные выходные и честные 33% алиментов.
Решение о разводе зрело в Виталике весь последний год их совместной с Иркой жизни. То есть, даже не совсем так. Мысли о побеге из семейного лона бередили его голову довольно давно. Но вот в последний год он уже решил точно – ухожу. Младшему сыну, Пете, как раз стукнуло три года – Ирка может смело отправить его в детсад, а сама пойти на службу: работать и жить полноценной жизнью.
В грядущем их разводе Крюков мысленно винил исключительно жену Ирку. Да ни один мужик бы не вынес такого садизма и наплевательства в доме. Ни один! И он, Виталик, наконец-то умывает руки.
Все началось с рождения второго сына Пети. Со старшим, Славиком, Ирка, по мнению Виталика, вела себя как нормальная женщина и мать. А родив младшего вдруг начала выкидывать затейливые номера.
Эта вторая беременность, сыном Петей, Ирке далась подарочно.
С младшим, Славиком, они хлебнули всякого – были молодыми, нищими, жили у тещи. Поругивались, глупыми были. Денег катастрофически не хватало: “приданое” Славику им отдавали друзья и родственники.
Ирка постоянно лежала на сохранении, Виталик тогда страшно за нее переживал. Потом Славик родился ранее положенного – верещал до года дикими визгами. Соседи снизу даже полицию вызывали к Крюковым, думали, что они, Крюковы, как-то непорядочно с ребенком поступают.
Когда Славику исполнилось два года, его отправили в ясли – размазывать манку, развиваться в коллективе сверстников. А Ирка побежала в школу, учить подростков физике.
С младшим сыном Петей все было иначе. Ирка, забеременев, сразу же уволилась с этой своей школы: “не хочу на чужих дураков нервы тратить”. У них к тому времени уже была своя приличная квартира, денег было достаточно – Виталик начал не стыдно зарабатывать. Живи и радуйся.
Ирка всю беременность была какая-то благостная, на себя непохожая.
У нее светились глаза.
На старшего, пятилетнего Славика, она почти не орала. Лишь изредка давала легкого подзатыльника. Но ласково, без раздражения.
И на Виталика тоже почти не орала, разве что самую малость.
Только если он вдруг грязными башмаками в коридоре натопчет или крошками нагадит под столом. Или если вдруг молока просроченного купит. Или яблоки подгнившие припрет: “тебя, Виталя, продавцы специально ждут. Кому еще им всякое впихивать? Вот тебе и впихивают. А ты стоишь, как осел какой, и не смотришь…”.
А так Ирка была спокойная и умиротворенная. Как Мадонна какая была. Она теперь носила дома широкие и длинные платья, которые специально покупала в интернете. Платья были очень милые – с трогательными кроликами или улитками. Они делали Ирку очень уютной, домашней.
Ирка еще красиво начала распускать свои волосы. Рыжие и длинные эти волоски потом обнаруживались то в супе, то в каше. Но смотрелись вообще очень хорошо, женственно. Жена теперь мыла волосы крапивой. Не брилась и не красилась: маленькому нехорошо это.
Виталик спешил домой радостно. Ему представлялась милая его жена Ирочка, сидящая с вышивкой в глубоком кресле. У ног ее Славик. Читает вслух что-то духовное. Пахнет дома, конечно, пирогами. С грибами. Виталик входит в дом. Ирка вскидывает на него ласковые глаза. Поглаживает живот. Таинственно улыбается: мой герой. Сын Слава несется со всех ног: папа пришел! Все хохочут, обнимаются. Едят пироги с грибами.
На деле было немного не так. Славик к нему не бежал, а, как правило, нудно выл, развалившись на спинке дивана котом: “планшееет, дай мне планшеееееееееееет…”. Ирка, с раздражением откидывая волосы с лица, путаясь в длинном платье, строго заглядывала в принесенный Виталиком пакет. По запаху выясняла, как далеко зашла продавщица Валька в своей наглости и чего просроченного она спихнула ее Виталику на это раз.
Виталик хохотал в одиночестве, намекал на грибы, получал яичницу-глазунью. Славик выл уже под столом – требовал телефон отца.
Забеременев, Ирка заявила, что пятилетнего Славика в сад водить они более не будут. Пусть ребенок воспитывается дома. Взращивается, так сказать, в дружелюбной, способствующей гармоничному развитию, домашней атмосфере. А не проводит дни с чужими людьми: замотанными воспитками, которые курят в сончас или с педагогически запущенными детьми, которые в этот самый сончас показывают друг другу всякие непотребства под одеялами.
Так Славик обосновался дома. Он был в небольшом недоумении поначалу: в саду у него были товарищи и конструкторы.
Ирка провела ревизию и выкинула все игрушки Славика – пластмасса для ребенка невероятно вредна.
Накупила сыну деревянных кубиков. Славик дважды уныло построил из них пирамидки и плюнул: ему хотелось “Лего”.
Телевизор отныне для Славика был тоже строго воспрещен. Ирка спрятала пульт под матрас и отказывалась его выдавать даже Виталику: не учи детей дурному.
Мать поначалу лепила со Славиком кукол из глины, мастерила какие-то бусы из природного материала, читала ему вслух длинные и путаные сказки. Даже иногда пела песни, тонко подвывая.
Славик пугался песен, а соседский пес начинал подвывать Ирке. Соседи сердились и приходили просить Ирку больше не петь.
Славик почему-то тоже не хотел глиняных чучел и песен, он хотел планшет. Планшет ему выдавался раз в неделю – смотреть как более продвинутые домашние дети мастерят из глины верблюдов и коней.
Славик не хотел коней, а хотел играть в разные дурные игры – со стрельбой и драками. Выл утробно: “ыыыыыыыы, планшет”. Или изводил мать иными проделками: мог закрыть ее на балконе, насыпать в тапки гороха или отказаться от брокколи.
По вечерам Ирка звонила своей матери и с грустью констатировала, что связь со старшим сыном, несчастным ее Славиком, окончательно утрачена. Он отбился от рук, живет своей жизнью. Всему виной, вероятно, ранние ясли, соски, кормление смесью.
Ирка где-то начиталась, что дети, отягощенные детским садом и смесью, непременно вырастут в таких вот одиноких и недалеких созданий, которым, к сожалению, и был их Славик.
Теща советовала Славика ставить в угол и гнать в детсад.
Потом родился Петя.
Ближе к родам Ирка как-то заметалась. Роддом, где появился Славик, был женой изначально забракован: там работали либо старые бабки, которые по-советски истязали рожениц, либо бестолковая молодежь, которая отрастила руки из задов, а мозгов не заимела вовсе. В таком вот своем тесном сотрудничестве садистов и бестолочей, они загубили уже не одну сотню младенцев. И все это за последний лишь год, если верить слухам. А если брать больший период, то счет, вероятно, идет уже на миллионы загубленных. В их заштатном городишке, стоит отметить, роддом был один, выбирать женщине не из чего.
Начали присматривать другие роддома, в области и регионе. Там тоже трудились сомнительные кадры – рожать было решительно негде.
В интернете Ирке авторитетно рекомендовали рожать дома. Непременно одной, запершись в ванной. По мнению интернета, это был самый правильный вариант развития событий: мудрая природа сделает за Ирку все сама.
Более осторожные товарищи Ирку от родов в одиночестве отговаривали: природа иногда дает сбой. Советовали взять доулу. Духовную акушерку. За две Виталиковых зарплаты доула будет сопровождать Ирку в домашних родах – поддерживать по “Скайпу”. Ехать в Иркин дальний город доулы не хотели, а местное поколение доул еще не выросло.
Кто-то даже советовал рожать в роддоме, но рожать непременно самой. Если вдруг предложат кесарево – срочно бежать, сверкая пятками. Раньше вон все сами рожали, и ничего – все дети здоровые и мордатые были. Этому советчику надавали по шапке доулы и те отважные женщины, которые рожали в полном одиночестве, наедине с тазами и мочалками.
Ирка рожать сама, конечно, не решилась. Поехала в роддом. Но по пути в него рассказывала Виталику красочные истории своих подружек из интернета, которые самолично и бесконечно рожали в чанах, ваннах, а то и бассейнах, если были обеспеченными.
Дети у этих подружек были все сплошь мордатыми и с повышенным интеллектом.
Петя родился стандартно и приехал домой – расти и мужать.
А вот жизнь Виталика с того дня резко изменилась.
Первым делом его безжалостно выпнули спать в гостиную на диван. То есть, сначала они как-то укладывались спать все вместе – Ира, Виталик и младенец Петя. Но вскоре стало понятно, что это не сон, а сплошное мучение. Прежде всего, конечно, для Пети. Виталик храпел и нарушал этим чуткий Петин сон. Вставал с кровати и громко хрустел коленом – Петя испуганно подскакивал и начинал горестно плакать. Ирка давала Пете грудь и называла мужа нильским крокодилом и фашистом. Виталик подозрительно поглядывал на младенца Петю. Сын отвечал суровым взглядом. Но с нотками победы и легкого ехидства.
Спать на диване было в целом неплохо.
В гостиной был запрещенный в квартире Крюковых телек. А если умыкнуть у Ирки пульт, то этот телек можно было даже смотреть. Правда без звука.
Еще было можно посиживать в телефоне – читать новости. смотреть смешное про котят или президента. Правда, свет от экрана мобильника или телевизора даже за закрытой дверью начал почему-то будить Петю.
Только Виталик уткнется в телефон, так сразу же Петя начинает сотрясать стены криком. Такой вот чуткий уродился. И Ирка раздраженно будет кричать: “ну-ка выключай давай свою порнографию! Ишь, затаился! Ребенок не спит! Тебе на работе завтра в носу ковырять, а мне белкой тут с Петей крутиться!”. Виталик поспешно выключал технику, горестно и немного виновато вздыхал. Он чувствовал себя десятилетним, когда мать гоняла его за чтение с фонариком под одеялом.
А с сыном Петей у Виталика никак не складывалось. Ирка кружила вокруг него наседкой. Не спускала с рук и кровати. Даже готовить бросила – холодильник был забит только кабачковым пюре для Пети. Когда Виталик приходил домой, то слонялся по квартире с виноватым и немного дурным видом. Ирка обычно разговаривала монологами: “Неси таз! Ты идиот?! Куда сел? Тут Петя ползает, а он штанами своими сел. Неси таз! Идиот и есть. Правильно мне мама говорила: Крюковы – потомственные идиоты! Неси таз! Как ты ребенка хватаешь? Ты ему позвоночник сломать хочешь? Не рожал, вот и не жалко!”. Петя посматривал с материнских рук обиженно: хватают тут всякие.
Славика срочно изгнали опять в сад – кукол с ним больше не лепили, песен про солнце и радость каждого дня не пели. Славик облегчённо выдохнул: по вечерам он прятался с планшетом под стол и был абсолютно там счастлив. Виталик тайно завидовал сыну. Он тоже хотел под стол и быть счастливым.
Гулять с Петей разрешалось только в чудовищном оранжевом, с розовыми слонятами, слинге, который Ирка выписала в интернете. Он стоил приличных денег и как-то мудрено закручивался. Эту тряпку рекомендовалось многократно окручивать вокруг своего тела и садить туда, в тряпичное нутро, сына Петю.
Если Петю не таскать на себе сутками, то нарушится некая волшебная связь. Именно такая беда случилась в свое время со Славиком. Поэтому Ирка, видя сидящего под столом старшего сына, Петю с рук не спускала вовсе. У нее с юности болела поясница, но она, охая и морщась, носила отпрыска на себе, как маленькую мартышку. Крепила связи. Петя сидел в тряпках с важным видом, как падишах.
Виталик, к сожалению, связи не хотел крепить и отказывался носить Петю в слинге. Он работал мастером на заводе и ему было как-то немного неудобно разгуливать в оранжевой тряпице со слонами по улицам города. Увидят заводчане – засмеют. Он был не против повозить Петю в коляске, как когда-то катал Славика, но Ирка была против. Коляска – зло. Только теплые родительские руки. А в колясках одни кукушки детей возят.
Как-то они вот так и жили.
Ирка с Петей по одну сторону баррикад, он со Славиком по иную.
Пете шел четвертый год, а Ирка продолжала кормить его грудью и укладывать с собой спать. Сына она звала “Петюня”. Виталик смотрел на Петюню, висящего на груди матери: ноги младшего Крюкова свисали чуть не до пола. Позорище! Петя уминал борщ и котлеты, знал цвета, немного буквы и несколько матерных слов. Но вис на груди регулярно, как младенец, прикрывая глаза и задумчиво наматывая Иркины волосы на свои пальцы.
Виталику порой казалось, что Петя вовсе не сын ему, а какой-то противный маленький пришелец, который завоевал его дом, его кровать и его жену.
Сам Виталик, конечно же, был не совсем бедным страдальцем. Он давно крутил шашни с молодой и бездетной Ниной – коллегой с завода. Эта Нина ждала его по субботам с вином и массажем. Виталик красочно рассказывал Нине об обидах, нанесенных ему женой. О том, что дома холодно, стыло, голодно и равнодушно. Что от него Ирке нужны только деньги и услуги извозчика. Нина всегда очень сочувствовала его горю, даже плакала иногда, поднимая руки и восклицая: “да как же так можно с мужчиной?!”
Последней же каплей терпения Виталика стало то, что Ирка неожиданно захотела еще малыша. Она по-деловому, очень буднично, предложила Виталику сотворить еще одного наследника. Она так и сказала: “сотворить”. И уж этого-то малыша Ирка попробует родить дома, сама, повинуясь мудрой природе. И потом будет кормить ребят уже тандемом: на груди будет виснуть не только беззубый новый младенец, но и уже практически дошкольник Петр. А он, Виталик, должен подумать по поводу еще одной работы – большая семья требует больших денег.
Ошибка
