Познакомилась Лариса однажды с довольно привлекательным мужчиной. Он собственный ларек с продуктами имел и харизму характера.
По объявлению в газете познакомились. “Необычных взглядов и роскошной наружности господин познакомится с уравновешенной и одинокой дамой”. Так в том объявлении сказано было. А Лариса одинока была.
И мужчина этот на первой их встрече сразу представился.
— У меня, — Василий про себя рассказывал, — интереснейшая идеология. Сразу о ней вас искренне предупреждаю. Являюсь я человеком широких взглядов. Можно сказать — самых передовых. И по жизни рассматриваю отношения сугубо свободные. Чтобы никто у меня на брючине не висел, а уважал и поддерживал мое миропонимание. Это я про женский ваш пол сейчас говорю. Я ограничений не приучен иметь ни в чем. Штанов на голове я, конечно, не ношу. И сумасбродств особых не вытворяю — хоть и хочется иногда. Но держать любовные отношения с единственной женщиной никогда в жизни не практиковал. Для меня это даже нонсенс. Все мы люди свободные по праву рождения. И можем всякие ширли-мырли заводить с каждой понравившейся симпатией. Я хоть и женатый юридически человек, но очень уж вольнолюбивый. И моя супруга взгляды эти решительно разделяет. Живем уже пятнадцать лет в такой манере. А вы мне, Лариса Петровна, такие симпатичные. Есть к вам у меня стремление души и тела. Давайте же дружить и наслаждаться друг дружкой всласть.
Лариса, само собой, таким передовым человеком не была. И мужа своего бывшего выставила из дому как раз из-за любви к посторонним дамам. Но к Василию присматривалась. “Замуж я, — думала она, — более цели не имею. Но и в одиночестве каркать надоело. Пусть-ка будет друг для души. Станем время совместное проводить. Лет этому кадру уже довольно многовато — вон лысина и брыльки имеются. Из чего вывод делаем, что навряд ли он гарем держать имеет возможность. Пусть жена будет для хозяйства, а я — для бессмертной души. А далее поглядим куда ляжет карта. Получше кандидаты все равно хороводов подле меня не водят”.
И вот второе свидание у них происходит. В кафе пошли — кофе пить и беседовать о всякой романтике.
А Василий на этом свидании вдруг нервный какой-то сидит. За телефон хватается, ногами дергает и руками салфетки теребит. Озирается еще по сторонам этак озабоченно. А аппарат телефонный у него звонит каждые пять минут.
— Да по работе тревожат, — Василий с досадой объясняет, — никакого спасу просто. Ничего без хозяина решить не умеют! Хотя я и предупредил всех — не тревожить меня пустяками. Буду, мол, с симпатией встречаться, поскольку человек передовых взглядов. А они, бестолковые головы, тревожат и тревожат.
Тут у Василия телефон в очередной раз зазвонил. Он в трубку и шепчет:
— Очень уж занят я сейчас — служебные дела. Служебные, понимаешь?!
А сам потеет и краснеет лицом.
— А как же супруга ваша, — Лариса интересуется осторожно, — терпит похождения этакие? Неужто и не волнуется даже?
— Не волнуется ни грамму, — Василий быстро отвечает, — она давно ко всему привычная. Не хочу, говорит мне супруга, портить тебе жизнь истериками и скандалами по разным поводам несущественным. Гуляй, мол, Вася!
— И не ревнует ни капельки? — Лариса аж рот приоткрыла — так ей происходящее удивительно было.
— Тю, этого и вовсе никогда! Вообще не ревнует, — Вася поясняет про жену, — ревностям всяким неуверенные в себе люди повержены. А мы — иное дело. Очень в себе уверенные. Прямо вот самооценка огромная у нас. Передовые взгляды, что тут поделаешь.
— И супруге вашей позволено, — Лариса все удивляется, — похождение иметь? Прямо вот романы крутить на стороне? Прямо вот на глазах крутить чтобы?
А телефон все звонит у Василия и звонит. А он сердится и отвечать не хочет: надоели ему работники из ларька! Но изредка и отвечает все же:
— И все еще немного занят. Скоро буду.
Или:
— Уже выезжаю.
Или:
— Уже в парадной.
Иногда в этой трубке шумы и возня слышатся. А Василий тогда еще больше потеет и на часы поглядывает. И про следующую встречу романтическую договаривается.
— Давайте, Лариса Петровна, не будемте тянуть кота за хвост. Давайте в пятницу с утра утонем с вами в экстазе. Прямо вот к девяти ноль-ноль. Часа нам за глаза хватит поговорить о чувствах.
Говорит, а сам суетится. И телефон у него даже красным сделался — так уж в магазине бестолковые ничего не знают, так уж им Василий требуется. Раскалился аппарат этот.
На улицу они вышли. И к остановке трамвайной идут рядышком. Василию опять из ларька телефонируют.
И слышит Лариса: в трубку женщина кричит какая-то.
— Василий, — женщина кричит, — где тебя черти носят?! У меня малой Антошка на руках кричит, а Тимошка обои пакостит. Подросток Гена снова курит на балконе. Нет на них отцовой руки. А ты, негодяй, вновь на работе своей проклятущей! Неужто, опять выгнать собираются? Или вовсе не на работе? Или по женщинам опять кобелить вздумал?! Учти — я более таких матрешек не потерплю. Прямо вот сейчас чемодан твой к двери входной тащу! И сковороду держу в руке. В той, которая малым Антошкой не занята!
А Василий на Ларису взглянул и руками развел.
— Ах, ошиблись номером, — говорит, — надо же! Вот какому-то тезке прилетит сегодня. Ах, какое же счастье, что не мне прилетит. Как же это великолепно совместно с супругой передовых взглядов придерживаться!
И убежал — трамвай его подошел. На прощание Ларисе ручку поцеловал. “Мон плезир, — с подножки трамвая приглушенно кричит, — ожидайте нашей пятничной феерии!”.
Ошибка