Не выношу зятя: дочь вышла замуж за ничтожество

Не выношу зятя: дочь вышла замуж за ничтожество post thumbnail image

Эти неприятные состояния – обида и униженность – постоянно и щедро дарил ей зять Сергей.

Сергей, а точнее Сереня, Серя, был любимым мужем ее единственной дочери Оли и отцом внука Мити.

Жили Оля с Сереней, а так же сын их Митька, в квартире Зинаиды Борисовны.

Такое совместное проживание, как правило, мало кого радует вообще. Две хозяйки на одной кухне. Два капитана на корабле.

Сам Сергей очень против был жить всем вот этим кагалом, но выбора у него не было. Купить свое жилье он, к сожалению, возможности не имел. Снимать жилплощадь было также проблематично – его заработок был скромным и даже немного постыдным.

Зинаида Борисовна вообще была женщиной тихой и нежной, рассеянной с молодости, крайне тонкой душевной организации.

Муж Зинаиды, пока не заболел и не умер, занимал очень приличную должность на местном заводе. Благодаря супругу Валере, Зинаида Борисовна мало сталкивалась с трудностями и какими-либо вообще существенными преградами в лёгкой и комфортной жизни своей.

Муж легко решал всякие материальные вопросы, свекровь помогала с воспитанием Оли и бытом.

Зинаида Борисовна всегда чувствовала себя прикрытой от суетливого и равнодушного мира широкой спиной мужа Валеры.

Когда он умер в неполных пятьдесят, Зинаида напрочь растерялась. Ей казалось, что ее, как котенка новорожденного, вышвырнули из теплой уютной корзинки в стужу и непроглядную темень. И надо как-то барахтаться, как-то жить дальше, справляться.

Дочь Оля, которой на тот момент шел тридцатый год, на похоронах отца держала слабые и прохладные руки безутешной матери. Клялась не оставлять ее в одиночестве. Зинаида слушала милую свою Олю, смахивала слезы, представляла сцены их будущей жизни без Валеры.

Вот они, две осиротевшие души, укутавшись в темные одежды, идут к Валере в гости, на кладбище. Царит уродец ноябрь. Все серое, хмурое. Оля заботливо держит маму под руку. Зинаида покачивается от горя и слабости. Дочь и мать медленно бредут по гулким дорожкам к заветной могиле. Иногда Зинаида бессильно останавливается, не в силах сделать и шага. Дочь склоняется над матерью, поддерживает, выражает готовность в любой момент подхватить измотанную горем Зинаиду. Не дать упасть ей под равнодушными взглядами окружающих посторонних граждан.

Или вот они, две одинокие и слабые женщины, лишенные привычной мужской заботы, отчаянно выживают. Закладывают свои кольца и серьги, продают Валерин автомобиль. Отказывают себе во всем необходимом. Питаются горохом. Выживают с гордыми лицами. Не унижаются просьбами и жалобами. Подбородки всегда строго вверх.

А потом, много позже, когда сама она, Зина, соберется к дорогому Валере и будет возлежать на своей кровати строгая и далекая, Оля зайдется в прощальных рыданиях уже по ней. Будет безутешно плакать и умолять мать остаться еще хоть на немного. И Зина тоже будет рыдать и умолять отпустить ее, простить и отпустить. Душа Зины исстрадается, захочет на небо.

От этих сцен Зинаиде Борисовне было горько, но и сладостно. Слезы безутешной вдовы текли рекой. Оля хлюпала носом рядом, жалась к матери.

Но всех этих воображаемых картин не случилось.

У любимой дочери Оли внезапно появился муж. Где Оля с ним “снюхалась”, оставалось загадкой. Оля будто бы спала все это время под широким крылом папочки, а потом вдруг проснулась. И возмутительно срочно начала вить свое собственное гнездо.

Прошло всего-то полгода со смерти отца, а дочь, которая всегда была внимательной и трепетной, уже притащила в их дом чужого и не особо приятного парня. И стала далека от матери, возмутительно равнодушна. Променяла мать на штаны.

Зять с первого же дня знакомства вызвал у Зинаиды Борисовны отторжение и даже брезгливость. От него неприятно пахло, он глупо улыбался, хлопал Олю по плечу и даже заднице, когда думал, что она, Зинаида, не видит. Но она все видела.

А ещё Сергей отчего-то отказывался дать Оле свою фамилию. Настаивал, чтоб она оставила свою, девичью. Хотя фамилия у него была так себе: Овечкин. Было б чего жалеть.

Муж Оли, этот Сережа, был здоровенным детиной. Рост его был за два метра – Оля была ему примерно по пояс. Сергей носил ботинки сорок восьмого размера, его огромные свитера и брюки были похожи на безбрежные пододеяльники.

Оля звала мужа “Серя, Сереня”. Серю она любила странной, абсолютно непонятной для Зинаиды, любовью.

Она будто усыновила этого невнятного огромного Серю. Значительную часть своей небольшой зарплаты Оля тратила отныне на Сереню. Покупала тому носки, трусы и майки. Серя что-то такое творил с этими интимными предметами одежды, что они на нем буквально “горели”. Покупала ему обувь. Найти этот гигантский сорок восьмой размер в магазинах их городка было довольно сложно. Не жалея сил и времени Оля в свой единственный выходной рыскала в поисках мужских башмаков. Сереня обреченно таскался с ней, поднывая об усталости и голоде.

Еще Оля усиленно и разнообразно кормила мужа. Когда Серя, сначала скромно бочком, а потом уже и вразвалку, по-хозяйски, проникал на их маленькую кухню, Оля начинала изображать из себя заправского официанта. Усаживала Серю на место, которое раньше занимал отец. Начинала томно носить блюда на стол, застеленный скатертью. Эту скатерть раньше вынимали только для праздничного новогоднего стола. А сейчас – для Серени. Оля ходила по кухне и крутила бедрами. Очень неприятное зрелище.

В процессе кормежки дочь загаживала кучу лишней посуды: тарелки, блюдца, блюда, чашки, салатники, миски, пиалки, миллион разнокалиберных ложек и вилок.

Сереня оглядывал накрытый стол, крякал, брал самую большую ложку и начинал планомерно уничтожать выставленные явства.

Оля смотрела на мужа с обожанием. Любила. Сама не ела – любовалась жрущим Серей. Подносила, наливала.

Зинаида Борисовна искренне не понимала, что нашла ее тонкая и умная дочь Оля в Серене. Ни ума, ни харизмы у Сергея Зинаида не обнаруживала. “Пустяшный” мужик. Большая фигура, но дура.

А еще от зятя исходил неистребимый и тошный запах немытости. Он здорово потел и довольно редко мылся. За первый же месяц их совместного проживания, все у них в доме пропахло резким запахом Серени.

Зинаиде Борисовне казалось, что Сергей специально так метит собой территорию. Как их кот Тишка, который до кастрации успел пометить не только хозяйскую обувь, но и телевизор, посуду и даже книги в закрытом шкафу.

Дочь в замужестве серьезно похудела – стала вобла воблой. Хотя при живом папе была сдобной булочкой, залюбленной дочуркой. Зинаида Борисовна на дочку-воблу смотреть спокойно теперь не могла. Отчего-то было противно думать, что кровиночка ради чужого мужика так пластается: не ест плюшек, в спортзалах жилы вытягивает, хочет нравиться “пустяшному” мужику.

А Сереня и правда был “пустяшным”. С мужем Валерием никакого сравнения. Мизинца Валериного он не стоил. Даже кончика ногтя не стоил.

Зять отчего-то постоянно хотел есть или спать. Как младенец, прилепившийся к материнской груди.

Все дни, которые он не осчастливливал своим присутствием работу, Сергей прилежно спал. Он работал в режиме “сутки через трое”, охранял гостиничный комплекс. Почти все свое свободное от охраны гостиничного барахла время он проводил на кухонно-диванном режиме. Если не спал, то ел. И так по кругу.

Сама Зинаида после рождения Олечки не работала, могла себе это позволить. Муж Валера хорошо обеспечивал семью: у них была хорошая “трешка”, автомобиль, приличная дача, где Зина только отдыхала, ежегодные поездки на курорты.

Оля тоже не испытывала нужды работать пока был жив отец. Но после его трагической кончины была вынуждена пойти работать по полученному ранее образованию педагога средней школы – денег не хватало. В учителя Оля пошла по смутной причине – все пошли, она пошла.

Школу Оля, как выяснилось, отчаянно не полюбила. Все там претило ей: и неумные ученики, и их истеричные родители, и директриса, которая визгливо требовала, чтобы Оля ходила к учителям-предметникам доверенного ей класа – выпрашивать для троечников липовые оценки.

Все гнались за рейтингом школы, а за знаниями не особо. Оля сначала хотела давать эти знания, а потом разочаровалась и просто “грузила” учеников бесконечными проверочными, тестами и срезами. Дрессировала на самообучение. Ученики жаловались, родители возмущались, но ее терпели. Работать было некому.

Когда родился Митя, молодой отец Сереня вдруг страстно полюбил гараж. Он теперь не спал круглосуточно, а пропадал в гараже под предлогом “довести до ума” автомобиль тестя для последующей продажи. Ездить на стареньком “Жигуле” Сереге было бы стыдно.

После того, как разобрал машину тестя до состояния скелета, Серя также страстно полюбил вдруг свою маму. На все выходные он уезжал к ней в другой конец города. Мама неожиданно затребовала заботы и помощи.

Зинаида была в недоумении от этих отлучек. Серенина мама, здоровая и моложавая тетка, которой не было шестидесяти. Она была частным адвокатом. Напористой и циничной женщиной. Зина таких всю жизнь боялась. Чем помогал ей сын Серя было сложно предположить.

Оля тем временем носилась с сыном Митей, как кошка-первородка. Бабушку к заботам о младенце не допускала категорически. Их отношения окончательно испортились. Мать Олю раздражала. Оле казалось, что мама вдруг специально начала резко стареть и глупеть, хотя по возрасту ей было так вести себя совсем рано. Мать эгоистично требовала внимания и заботы, тянула огрызок мелкого одеяльца на себя, забирая его у тех, кто действительно нуждался, мерз.

У Оли теперь было целых два малыша: муж Серя и сынок Митя. Давая внимание одному, она до смерти пугалась обделить другого.Так и металась по квартире всполошенной курой – кому грудь, кому борщ.

После того, как Митя достиг трехлетия и отправился в дошкольное учреждение, Оля решила в школу не возвращаться. Устроилась в языковую школу и параллельно занялась репетиторством. Бегала по городу в любую погоду, зарабатывала. Денег стало больше, а Оли дома гораздо меньше.

Сереня закончил с регулярными поездками к матушке, вернулся к здоровому суточному сну на диване Зинаиды Борисовны.

Зять давно окончательно и бесповоротно обжился в квартире Зинаиды Борисовны.

Мог позволить себе курить на кухне, делать недовольным голосом теще замечания о плохо помытой посуде, жидком чае, громком звуке телевизора.

Зинаида делала звук тише и молча выкашливала свои легкие от удушливого табачного дыма. Она с молодости страдала астмой.

Быть вдвоем с Сережей в квартире становилось сложно. Зять не стеснялся Зинаиды. Мог открыто ковырять в носу, не прикрывать плотно дверь туалета, делать вид, что тещи вовсе дома нет.

А когда возвращались Оля с Митей, становилось еще хуже.

Дурная дочь заглядывала Серене в глаза, боялась не то, что требовать, а даже и просить хоть о самой малости мужа. Обязанностей у Сергея в их доме так и не появилось.

Счастливый отец ни разу не гулял с ребенком один, он всегда тащил на прогулки и непременно Олю.

Даже семилетнего Митьку Сергей не мог накормить. Терялся у холодильника, быстро раздражался на капризы отпрыска. Срочно вызывал на помощь жену.

Когда Митя даже легко заболевал, сидящий дома сутками зять не оставался с ребенком. Оля шла на неоплачиваемый больничный, теряла учеников и деньги. На работе ей советовали решить вопрос с ребенком, не одна ж она его растит.

Сережа был не против иногда отвозить сына в сад, но тут вставал вопрос с покупкой транспорта для семьи. Таскаться с ребенком по автобусам Сереня не любил.

Останки авто тестя давно сгнили в гараже.

Серя считал, что авто – вещь определенно статусная. Выбрал автомобиль, приличной и уважаемой марки. Хорошо и много ездивший, но все еще хранивший на своем капоте нестыдный шильдик. Под это дело взял кредит. Вся его скромная зарплата теперь уходила на погашение займа. Зинаида подавилась своим жидким чайком, когда Сергей рассказал о таком финансовом раскладе на ближайшую пятилетку.

С первых же дней покупки статусное авто начало отчаянно ломаться, требовать денежных вливаний и времени на ремонт. Безумная дочь Оля регулярно эти вливания обеспечивала.

Зинаида Борисовна хваталась за голову. Ей казалось, что дочь в какой-то момент тихо рехнулась. Она больше не пыталась беседовать с ней. Попыток “открыть глаза” на Сергея предпринималось несколько раз. Но заканчивалось все плохо.

Оля сначала плакала и кричала, что мать желает ей одиночества, а потом и вовсе переставала с ней разговаривать.

У Оли диагностировали язву желудка. Дочь сначала долго “жалась” на врача для себя, когда у нее начал болеть живот. Сейчас она не покупает лекарства, ссылаясь на нехватку денег.

Тем не менее, “статусная” машина Сережи все еще продолжает агонизировать благодаря Олиным деньгам. На бензин и ремонт деньги у дочки всегда находятся. Не на автобусе ж Митьку на кружки и секции возить.

На десятом году жизни Сереня решительно предложил теще разъехаться. Он объявил об этом важно и твердо, будто ожидал, что Зинаида начнет упрямиться.

Оля проработала вариант продажи их старой дачи. Земля там стала неожиданно высоко цениться и продать участок можно было очень выгодно. Так выгодно, что можно было бы с доплатой купить маленькую квартирку в строящемся доме на окраине города для Зинаиды Борисовны.

Сейчас семейство ждет окончания строительства. Серя даже отчего-то подобрел вдруг. Не делает теще язвительных замечаний, стал чаще мыться. Оля светится изнутри – ждет еще ребенка.

Ошибка

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Post

Муж не хочет зарабатывать хорошо – рад копейкам. Что делать мне?Муж не хочет зарабатывать хорошо – рад копейкам. Что делать мне?

В юности Оля допустила трагическую ошибку – вышла замуж за парня, которому на роду было написано в нищете жить. Этот факт Олю крайне печалил: надоело копейки считать и колготки штопать

Большая обида на родителей. Они меня изуродовалиБольшая обида на родителей. Они меня изуродовали

У Оли была большая обида на родителей. Эту обиду она несла в себе почти с рождения. Буйным цветом это противное чувство расцвело в десять Олиных лет. Именно тогда родители развелись.

жадный муж

Слишком жадный муж. Такие вообще исправляются?Слишком жадный муж. Такие вообще исправляются?

Галя законной женой Василия являлась всего четыре месяца. Другие женщины с такой брачной выслугой еще летают в облаках от счастья и наслаждаются новизной положения. А у Гали все было немного