Олегу Вахлакову изменила любимая жена.
Более того. Она не только изменила, но и сама призналась мужу в совершенном ею злодеянии. Так и сказала, глядя Олежке в глаза: “Изменила, есть такое дело. Познала тело другого мужчины, не скрою. Но ты сам виноват! Ты меня в руки любовнику практически пнул своим равнодушным и холодным коленом. Я – жертва обстоятельств. А ты – тряпка и козел. Живи теперь с этим вот осознанием. Но разводиться не будем пока. Вдруг, ты еще исправишься…”.
И презрительно отвернулась. Будто перед ней и не законный супруг сидел, а какой-нибудь тошнообразный брюхоногий моллюск. Противный на вид, но съедобный при правильной его готовке.
Олег, слушая эти откровения и обвинения супруги, тихо выпадал в осадок. И открывал беззвучно рот.
Ему всегда казалось, что жены-изменщицы, будучи уличенными в неверности, сразу начинают вымаливать прощения у супругов и отпираться.
Берут их за крепкие рожки, ласково жмутся: “не было любовника, дорогой мой муж! Только ты есть в моих мыслях, сердце, кровати!”.
Если муж вдруг не верит и кобенится, жена может показательно кинуть в себя камнями или повыдергивать на голове немного волос: “не было, верь мне, светоч очей моих! Только ты познал меня всю, без остатка”.
Некоторые, особенно честные женщины, даже клянутся здоровьем свекрови или домашнего питомца.
Но жена Оля повела себя неожиданно: вызывающе, дерзко, возмутительно!
Ему хотелось и стукнуть Олю по гладкой розовой щеке, и чуть придушить даже ее.
Но хотелось и думать, что на самом деле ничего и не было.
Ведь у них с Олей хорошая семья. Четыре года вместе – не шутки.
С Олей Олег познакомился еще в институте, на третьем курсе.
Они учились в одном ВУЗе – сельскохозяйственном. Институт не считался престижным. Туда косяками шли троечники или сельская молодежь. Студенты прочих заведений звали их “колхозниками”.
Учились на экономическом. К слову сказать, никто из них экономистом так и не стал. Олег пошел торговать ноутбуками, а Оля – мебельной фурнитурой.
Такая вот среднестатистическая дружная молодая семья.
Сельским родителям Олега избранница сына не понравилась.
Она была слишком тощей, много и беспричинно смеялась, а главное… курила! В их селе курили только пьющие женщины или молодые халды, нахватавшиеся дурных привычек в своих ПТУ.
Курение не оставило Оле и малейшего шанса на симпатию Вахлаковых-старших.
Мать, увидев Олю с тонкой пахитоской в руке, поджала губы: “окрутила телка нашего куряка…”.
Вахлаковы хотели для сына Олежки совсем другую жену.
Например, дочку соседки Гаврюшихи. Эта Гаврюшихина дочь с пяти лет доила коров, а с семи годов уже самолично выкапывала гектар картофеля и могла в одни руки освежевать борова.
Дочь Гаврюшихи не курила и не имела манеры глупо хихикать. А была она жилиста, серьезна, немногословна. Не невестка, а мечта.
Мать Олежке на кухне тогда все-все яростным шепотом высказала.
И что горожанка эта ребенка родит тебе зеленого, заморенного и отсталого. Если еще родит, конечно. Небось, все женские органы просмолила давно. И что курить Оля будет прямо в доме, и хата у них будет смердеть вокзальной уборной. И шлендра она, вот как пить дать, шлендра. Когтищи отрастила, как у гарпии. У таких гарпий всегда дома кавардак и дети зачуханные ходят, сухарем покупным по углам давятся.
А главное – глазки у Оли нехорошие. Мабуть, и не девушкой она уже Олеже достанется.
Смотри, сынок.
Так и сказала Олежке мать.
А отец ничего не сказал, только неодобрительно сплюнул.
Олежка ему всегда казался тютей и приличного выбора он от сына не ожидал.
Они закончили институт и все же поженились.
И целых четыре года, как казалось самому Олегу, были вполне счастливы. Взяли в ипотеку хрущевку с целыми двумя комнатами, в кредит – подержанную “Тойоту”, завели лысую модную кошку, дважды съездили в Анапу.
Планировали и детей – двоих, мальчика и девочку. Оля даже курить ненадолго бросала – готовилась к материнству.
Нормальная семья с традиционными ценностями.
Олег работал и работал – готовился к отцовству.
Его обуяла жажда потребления: хотелось чтобы к рождению малыша телек был во всю стену, люстра на дистанционном управлении и непременно кухонный комбайн. Пюре морковное чтобы Оля наследнику сама крутила, а не покупала в магазине вредные химические банки.
А потом все сломалось.
В их жизни появился Мордатый. Вернее, сначала он появился в Олиной конторе, став ее начальником – указывал сколько мебельных хохоряшек Оля должна в месяц продавать, чтобы ее не уволили.
Мордатый был разведен и бездетен. Чуть за сорок. А еще он был счастливым владельцем лысых кошачьих – мамы и сына.
Именно эти сморщенные животные и послужили базисом будущих отношений Оли и Мордатого.
На почве животноводства повадились они обедать вместе, за столом кошек увлеченно обсуждая: то у кота Мордатого какой-то необычный прыщ вылезет, то Олина Ириска неожиданно подгаживать на супружескую кровать повадится.
Делились опытом взращивания, интересными наблюдениями, фотографиями питомцев.
Обеда, конечно же, стало мало. Чего там за куцый час обсудишь? Смех один.
Обсуждения прыщей и кошачьих грехов плавно перетекло в телефонную переписку.
В телефоне супруга Оля теперь пропадала до ночи.
Даже в туалет с телефоном ходила – коты все больше ставили безотлагательных вопросов о своем здоровье.
Однажды они, Оля и Мордатый, даже ездили на выставку этих лысых кошек.
Олежка тогда не знал, что с Олей поехал этот ее коллега.
И был неприятно удивлен, когда увидел фотографии с выставки.
Вот Оля. Красивая до невозможности. Вот Ириска. Кочевряжится.
Вот мужик жмется к Оле. Морда у него широкая, наглая, красного оттенка. И глаза порочные. Хмылится неприятно и супругу Олю за локоток придерживает.
Оба смотрят влюбленно на Ириску. Будто они молодые родители, а кошка – их долгожданная дочь. Страшненькая, но долгожданная и любимая.
Жена тогда Олежку успокоила: мужчина с красным лицом – ее товарищ и коллега. Дружат они. Обсуждают экономические проблемы страны и зоологию.
Олежку червь сомнения тогда немного поточил, но быстро насытился и успокоился. Перестал точить.
Тем более и жена Олюша про детей все чаще речь заводить начала. Вот, говорит, сразу после Нового года и займемся решением вопроса, наследника славного рода Вахлаковых мастерить начнем. Готовься, ешь морковь.
Даже пинетки этому будущему наследнику вязать села. Правда, пинетки отчего-не получились, пришлось их перевязать в теплый жилет для мерзнущей Ириски.
В следующий раз червь сомнения выпустил свой острый зуб в женский день Восьмое марта.
Жена Оля не пришла домой ночевать.
Написала поздним вечером, что экстренно поехала к лучшей подруге – утешать и поддерживать. Подруге той изменил козлина-муж. Требовалась моральная поддержка. Этот гад не просто изменил, но еще и извращенно это проделал – в святой день, светлый весенний праздник. За такое сажать надо!
Олежка свою мимозу в вазу сунул и до утра пытался заснуть. Переживал очень. А переживать было о чем.
Утром Олег увидел непристойную сцену: его драгоценную Олюшу привез на своем автомобиле тот самый Мордатый.
Он отчего-то не подвез ее к их родному подъезду, а высадил в соседнем дворе. Подозрительно и неприятно это выглядело.
Картину этой возможной страшной правды Олежка увидел случайно: он проспал на работу и чесал через соседний двор на остановку во внеурочное для себя время.
Увидел и замер.
Глаза его будто прикрылись красной пеленой бешенства: у Мордатого Оля была ночью.
Хотелось драться, заорать, схватить жену и потрясти ее, как грушу.
А Мордатого просто бить долго и со вкусом. По красной роже, по подлым его внутренним органам. Чтобы знал, как к чужим женам лезть.
Олежка подскочил к машине, открыл водительскую дверь и стал тащить Мордатого за ворот из авто.
Здоровенный Мордатый удивленно отпихивался, а потом крепко пнул Олега по лодыжке.
Олег взвыл.
Прохожие замерли и приготовились к спектаклю.
Выскочила взлохмаченная жена Оля.
Она возмущенно таращила круглые глаза на воющего мужа, как-то суетливо поясняла, что Мордатый – друг той самой подруги, от которой ушел муж-козел. Ушел и тюльпана не подарил, на то он и козлина. Разбил сердце женщине и пошел себе своей дорогой, вот мужики пошли такие сейчас.
С вечера и до утра они, то есть, Мордатый и сама Оля, в четыре руки успокаивали поруганную подругу – давали той чувство локтя и плечо товарища, бдели в ночи, утирали горькие ее слезы.
Потому что всякое могло быть этой ночью! Три раза за ночь несчастную подругу с подоконника снимали. И два раза из петли вынимали. Еле поймали. Вымотались, устали.
А сейчас вот Мордатый, Андрей Сергеевич, то есть, как нормальный человек и друг, просто подвез Олю домой. Не на метро же ей после такой ночи пилить.
Олежка охолонул как-то. Спрятал руки в карманы. Виновато улыбнулся зевакам.
Оля воодушевилась.
Уже спокойнее она попросила мужа извиниться перед Мордатым. Все же он ее начальник и вообще уважаемый человек.
А он, Олежка – ревнивец и идиот. Лечится бы ему надо, вон, на людей уже бросается. И Оля хихикнула – сглаживала обстановку.
Олежка, потирая лодыжку, быстро и искренне принес извинения Мордатому. Рысцой побежал на работу: за опоздания их штрафовали нещадно.
Вечером дома жена себя как обычно – копалась в телефоне, разговаривала с Ириской (“а кто тут сладкая девочка?!”), покуривала на кухне.
Но была и обижена. Недоверие очень оскорбляет женщину.
Олег и сам себя стыдился – устроил цирк, пнул человека, подозревал Олюшу в низменном. Гад он.
Из чувства вины сам приготовил ужин, вымыл посуду, выбил ковер, почистил сантехнику, протер окна, подмел на балконе, погрел на руках лысую и сердитую Ириску, подклеил ободранные кошкой обои в коридоре.
К ночи, поникнув плечами, пришел просить у Оли прощения.
Жена хмуро и недоверчиво косилась на Олежку. Заявила, что если еще раз будет подобный номер, то настанет неминуемый развод. Отношения на доверии строятся. А коль доверия нет, то и ступайте, Олег, с пляжу. Это уже не семья, а больные созависимые отношения. И оскорбление ее женского достоинства. И что лучше уж муж-козел, чем вот такое ревнивое и жалкое недоразумение, каким и был сегодня Олег.
И Андрей Сергеевич были очень возмущены.
Взяв Ириску Оля ушла спать на диван – наказала.
Олег горестно переживал собственную несдержанность и нелепую ревность. Полночи он вновь провел в метаниях и терзаниях.
Надумал к утру только одно: возьмет-ка он своей Оле колечко с бриллиантом. Займет там и сям, но возьмет. Загладит вину, так сказать. А Мордатому коньяк подгонит. По-мужски.
А на следующий день ему позвонила незнакомая женщина.
Вкрадчивым шепотом сообщила она ему, что Оля не хранит ему, Олегу, верности. Что любовник у нее вот уж несколько месяцев имеется. С лета, пожалуй. Любовник тот с работы, крупный такой мужчина, видный. Красивая пара они с Олей, конечно.
Они, коллеги, все на эту пару любуются. Любовь там неземная! Как в кино.
Но и мужа Олиного всем жаль. Все женщины Олега очень жалеют, сочувствуют ему. Переживают, как бы он рук на себя возложил, всякое в молодости бывает.
И женщина отключилась, напоследок горестно и тяжело вздохнув.
А вечером был разговор.
И Олюша больше не отпиралась, а признала и неземную любовь с Мордатым, и факт неоднократной физической измены с ним же.
У Мордатого летом кошка окотилась. Наплодила кучу сморщенных лысых котят. И Мордатый, то есть, Андрюша, так жена называла его, пригласил Олю полюбоваться на приплод.
Оля повелась на котят, как ученица начальной школы, на уговоры старого развратника. Пошла смотреть на зверушек, а оказалась в крепких объятиях Мордатого, который Андрюша.
А вот он, Олег, попустительствовал этому безобразному адюльтеру! Потому что плыл по течению серых будней. Забыл, что Оля – прежде всего женщина.
И не просто женщина, а создание с чутким сердцем и трепетной душой.
А от Олежки давно равнодушием несет какой уж год. Пожрал, поспал, поскакал на работу. И так по кругу.
Ни романтики, ни проникновенных слов, ни страстных ночей любви. А ведь все это у них когда-то было. В институте вот точно было.
Не боролся Олежка за любовь! Не отвоевывал женщину у Мордатого. Вот увидел бы он Андрюшу на фото, да как закатил бы скандал! Да как собрал бы Оле сумку! Да как вмазал бы ей пощечину!
А потом чтобы слезы и жаркое примирение.
Но он нюнил и по кухне шустрил, будто он и не мужик, а молодая хозяйка. А ее, Олю, такие вот “молодые хозяйки” расхолаживают.
Не будят чувств и желаний. Внушают лишь легкую гадливость.
Олег готовился к разводу. Не спал, не ел, провалил план по ноутбукам.
К Мордатому Оля, вопреки его опасениям, не съехала: их лысым кошкам такое внезапное сожительство большой стресс. Тут, как пояснила Оля, надо потихоньку притираться, знакомиться.
Она каждый вечер уходила из дома – знакомиться и притираться.
Олег к разводу морально готовился, но все же сомневался.
Не был уверен, что расторжение брака- это правильное решение. Все же четыре года любви. Ломать – не строить.
Может, Оля все придумала? Наболтала со зла и обиды? У женщин же такое часто бывает. Гормоны, там, настроения всякие.
А звонившая баба просто завидует семейному счастью Оли. Бывает же такое у женщин. Женский коллектив – вещь страшная, одни гормоны, горгоны и настроения.
А он, Олег, мало романтики Оле дает. Это чистая правда. Можно сказать, не дает вообще. Привык, что вот она Оля, а вот скоро дети.
И не давал романтики, катался, как сыр в масле: жрал, спал, работал.
А может и было все у них, у Мордатого и супруги его. От мыслей, что все же что-то у них было, в голове Олега поднималась ярость. Снова хотелось драться и придушивать. И разводиться срочно, не теряя ни минуты.
Где он опустил Олю? Где-то он проморгал этот момент. Ведь жили они душа в душу. Даже имена их детям Оля придумала.
Вахлаков метался. Скинул десять кило, потемнел лицом.
Ему хотелось выговориться, обсудить наболевшее. Было особо не с кем – институтские друзья давно рассыпались по стране, как горох.
Поэтому обсудил с коллегами.
Женщины из бухгалтерии разделились во мнении.
Пожилая бухгалтерша посоветовала Олежке разводиться срочно. У ее сына, ровесника Олега, тоже была гулящая супруга. Эта гулящая супруга сошлась с любовником на почве морских свинок. Сын страдал очень, скинул двадцать кило.
Молодая бухгалтерша заявила, что вина в распаде семьи на Олеге лежит полностью. Хобби общее было? Нет. Романтический вечер когда был? Два года назад? Позорище! Фантазии жены все воплощались? Тоже нет? И с кошкой жены не вошкался? Тю, тогда любая бы от Олежека сбежала, даже самая золотая. Эта тебя, Олежек, еще долго терпела.
Пожилой и разведенный Петрович, назидательно советовал Олежеку не распускать соплей, а срочно делить квартиру, переоформлять “Тойоту”, вывозить из дома всю ценную утварь: бабы при разводе с мужиков последнее исподнее снимают.
У самого Петровича жена при разводе сняла со стен обои.
А Олежка, соглашаясь со всеми мнениями, не переставал терзаться. Чувствовал вину за собой, злость и обиду на жену. Ведь двух детей чуть не родили. Ипотеку им до пенсии платить! Как же так, Олюша?
