И вот — безумнейшая любовь. Объекта Фридрихом звали. И жил он аж в самой Германии. Прямо чистокровным немцем уродился. По-русски ни слова не знал. Писал Матильде на своем тарабарском: “филь глюк” и “ви хайсен зи”. А как-то карточку свою отправил — лет пятидесяти мужчина. С породистым таким лицом. Будто Габсбург какой.
Матильда с этой своей любовью познакомилась по переписке. И будто пропала из окружающей действительности. Все только про Фридриха думает и рассказывает.
Вот, допустим, Люся сестре про фильм или погоду делится. А Матильда глазами потусторонне сияет и улыбается.
— А Фридрих, — улыбается она, — тоже любит когда дождь и ветер воет. Романтичны ему такие природные явления. Он в поганую погоду обожает шататься по своим германским штрассам. Ходит и думает о вечном — любви и смысле жизни. В одиночестве полнейшем мокнет. Будто какой несчастный пес. Скоро, конечно, вместе бродить начнем, под руку. Недолго ему одиночеством страдать уж в Гамбурге своем. А надоест — так и не будем филеи по закоулкам морозить. В непогоды лучшее дело — под одеялом сидеть и обсуждать чувства разные.
Это сестра Матильда к жениху ехать собиралась. Заграничный Фридрих тоже, разумеется, увлекся ей очень взаимно. Хоть и видел лишь по фотокарточке двадцатилетней давности.
— А чего, — Матильда размышляла, — я с тех пор не сильно и поменялась внешностью. Все мне так и говорят: ты, Мотя, совсем не портишься с годами. И дочке своей Нюрке смотришься единоутробной сестрой. Будто шишнадцать тебе. И не подумаешь даже, что мать ты целых троих детей.
И Фридрих в целом — чудесный человек. Таких женихов нынче сложно отыскать. Аристократ потомственный. При больших финансах — как и все в тех далеких краях. Держит личную пивоварню. Сам, конечно, не потребляет ни грамму. Только молоко пьет. А еще особняком владеет в четыреста квадратов. Детишек обожает — про ребят невесты новость с большим восторгом принял.
— Приезжайте скорейшим образом, — написал он Матильде, — со всеми домашними и домочадцами. На моих метрах каждому найдется достойный приют. Стану вам добрым отцом и супругом. Филь глюк и всего наилучшего.
Это дочь Нюрка перевела со словарем Матильде последнее письмо. Вот прямо все так дословно и написал этот Фридрих — про доброго мужа и отца.
— Собираемтесь, мама, скорейшим образом в дорогу, — Нюрка радовалась, — пока еще зовут. Будемте в коттедже жить и отдыхать по всяким Баден-Баденам. Хватить уж тут лямку серого бытия волочить. Буду отныне называться Анеттой. И отчество новое возьму — ФридрИховна. Очень симпатично звучит.
Вот к Новому году ехать и собираются. Чемоданчики пакуют. Матильда в раздумьях: тащить ли с собой еще и выводок котов — Гошу да Кешу.
— Тащить, — мать ей все говорила, — всех тащить. Люську тоже с собой берите — ей тоже, небось, жених чужеземный найдется. Раз там все богатые и великодушные. Устраивайте-ка свою жизнь, девки. Я вам из похоронных даже на билеты до того благословенного Гамбургера выделю.
А подруга Матильдина, Зина, завидует очень. Прямо завидки ее душат.
— Ха, — Зина говорит, — это, возможно, обычный шутник. Приедете всей кодлой в особняк — а там двери заперты. И фигу вам бюргеры из окна показывают. Или вовсе особняка не имеется. А по адресу — забегаловка с кислой капустой расположена. Подхватишь чемоданы, потомство, Люську и котов — и на перекладных домой потащишься. Вот позорище-то будет. Я бы, к примеру, ни в жисть туда не поехала. Хоть калачом меня туда мани маковым.
Но это все завидки обычные — и не слушать же ту Зину. У Зины самой вопрос остро стоит — от нее супруг намедни ушел. Поэтому — собираются.
Ошибка