Зое изменял муж. Изменял тайно, годами, подло.
Дама сердца, разлучница проклятая, у мужа была все это время одна. Иногда Зое даже казалось, что и любовнице муж изменяет с Зоей. Такие вот крепкие, многолетние отношения.
Вся эта история Большого Предательства началось в тот самый год, когда их единственный сын Андрюшка пошел школу.
Ирина Леонидовна, классный руководитель Андрюшки, стала заклятой разлучницей.
Ирине было тогда под тридцать, у нее уже была дочка от первого и неудачного брака.
Как там у них с Игорем закрутилось, Зоя наверняка не знала. Были лишь предположения – муж всегда был падок до красивых баб, но вот как-то держался-держался, а потом уже и не стал держаться – пошел, что называется, вразнос.
Игорь и сам был вполне привлекательным мужчиной. Кудрявым, голубоглазым, рукастым. Правда, роста он был небольшого совсем. Зоина мама в период их “жениховства” называла Игоря “Карлик Нос”.
Муж был ниже самой Зои на полголовы, но этот факт Игоря никогда не смущал. На него с молодости девчонки засматривались. Игорь был веселым, громким, очень заметным. И галантным. Где-то муж постиг секреты невероятной обходительности, а может просто был таким от рождения.
Эта самая Ирина Леонидовна прибыла откуда-то с западных рубежей нашей тогдашней огромной страны. И это было здорово заметно, ее инаковость, в их заштатном маленьком городишке редко кто одевался с таким вкусои и шиком.
Где уж брала свои невиданные одежки Ирина, было загадкой. Но выглядела она всегда непривычно модно. Как женщина со страниц журнала “Бурда”. Она носила красную шляпу с большими полями, маленькую сумочку – ридикюль, тонкие перчатки. Невообразимых фасонов и цветов платья. И даже шуба у нее была необычная – белая, из меха какого-то сказочного животного. Женщины их городка такое не носили.
А еще Ирине приписывали романы с мужчинами “при власти”, невообразимые гулянки в ресторанах, вопиющие приключения на курортах и очень бурную молодость в прошлом. Она была кокетлива с отцами на собраниях и восхитительно стервозна с учениками. Директор школы спала и видела, как бы избавиться от педагога, бросающего тень на гордое звание учителя. Но избавляться не получилось – никаких подтверждений ее якобы возмутительному поведению не было. Лишь сплетни да слухи.
А Зоя стеснялась быть рядом с мужем. На фоне мужа она выглядела какой-то хорошо пожившей теткой. Хотя была младше мужа на два года. После родов Зоя сильно поправилась. У них в семье вообще все женщины были высокими и тучными. И Зоя – туда же. За излишнюю полноту Игорек ей всегда высказывал, но похудеть Зое не удавалось. Она морила себя овсянкой на воде, но сброшенная с большим трудом пара килограммов быстро возвращалась, прихватив несколько приятелей.
Зоя все поправлялась и поправлялась, все страдала и страдала.
А ни первое, ни второе женщину не красит.
Игорь “гулял”. О том, что у него появилась женщина, Зое сказала подруга. Сообщила Зое, затаив дыхание, что муж-то ее, небось, груш переел – с учителкой из школы путается, видели их вместе. В недвусмысленной обстановке – в машине Игоря. И они там вовсе не двойки Андрюшкины обсуждали. И свидетели есть.
Эта подруга, Рита, работала в школе, в бухгалтерии. Ей можно было доверять.
Игорь и правда в последнее время был чужой и отстраненный. Он будто всегда отсутствовал.
Иногда приходил – с каким-то ненормальным блеском в глазах, улыбался широко, шутил с Андрюшкой, хохотал над шутками сына, затевал какую-то бессмысленную суету по дома. Энергия била из Игоря ключом. И было видно, что кто-то за пределами дома мужа так подпитывает, вовсе не у них его “источник счастья” находится.
Но чаще муж был далеким-далеким. Не замечал Зою, не замечал сына. А если вдруг замечал, то с раздражением и даже какой-то остервенелой яростью. Сын Андрюшка был “куском идиота”, а сама Зоя “курицей, растившей идиота”.
Выходные дни Игорь дома больше не проводил – занимался бесконечным ремонтом своей машины, старой “шестерки”.
Возвращался поздно. От него несло заморскими духами и алкоголем.
У Зои начался диабет. Это было вполне ожидаемо – диабетом болели ее мать, сестры, бабушка и прабабушка. Зое было почти всегда плохо. Ей не нравилось в себе все – ни как она выглядит, ни как она себя чувствует.
Отношения с мужем испортились окончательно. Просто два посторонних человека в доме. Игорь ушел спать в большую комнату, на диван. Зоя раздражала его, они почти не общались.
Она пробовала даже поговорить с ним. Открытым текстом. А чего стесняться? Все свои. Были. по крайней мере. Спрашивала прямо про учительницу Ирину Леонидовну. Про слухи, что о них распускают. Про то, что уже даже Андрюшка о чем-то догадался. Скатился в учебе, Ирину Леонидовну называет плохими и недетскими словами. Муж молчал и отворачивался.
А ушел Игорь очень подло – у Зои тогда умерла мама.
Мама жила с ними почти всегда: сначала помогала с маленьким Андрюшкой, потом помогала с хозяйством: сад, огород, свой дом. Потом мама ослепла и уже сама нуждалась в помощи.
Похоронили, а через день Игорь сказал, что уходит. Что у него давно и серьезно большая любовь. Что там, у Иры, его чувства и душа, а здесь, у Зои, быт и тело. Андрюшка уже большой, ему пятнадцатый, взрослый мужик, проживете.
Три года Зоя не могла оправиться. Не хватало мамы, не хватало даже подлого изменника Игоря.
Андрюшка уже жил своими интересами: девчонками, спортом, походами. Зое казалось, что ее жизнь закончилась. Скоро уйдет и сын, а она останется одна – уже старая, давно больная, одинокая.
О Игоре Зое было больно думать. Ей казалось, что муж воткнул ей нож в спину, но этого ему показалось мало, и он этот несчастный ножик в ее теле как следует провернул. И солью сверху рану посыпал, чтоб уж наверняка.
Не хотелось жить.
Она заставляла себя ходить на работу, приходить домой, готовить еду, расстилать постель, идти в душ, спать. Все Зое опостылело, все было в тягость. Единственное, что держало ее тогда в жизни – сын Андрей. Сын был похож на Игоря, как его брат-близнец. Это и отвращало, и почему-то утешало.
Игорь у них дома почти не появлялся. Сначала он немного пытался изображать “воскресного папу”, но Андрюшка был слишком взрослый для походов по кинотеатрам с родителем. Тогда Игорь начал просто передавать с сыном деньги – “на ребенка”.
Пару раз он даже являлся на “мужские” дела: вскапывал огород под картошку, городил заборы. С Зоей заговаривал так, будто бы ничего и не произошло. Как будто вот сейчас он закончит с заборами, они пойдут в дом, ужинать, обсуждать планы, быть нормальной семьей.
Игорь был все так же хорош и пригож: он молодо выглядел, отрастил небольшую бороду, носил молодежные джинсы.
Зою он называл коротко: “мать”.
Зою эта манера, да и в целом поведение Игоря, злили до слез. Бесед она с ним не поддерживала. Хотелось просто подойти и как следует настучать по все еще кудрявой башке. Заплакать, закричать, расцарапать ему лицо, прогнать, кинув ему вслед “поганые” его деньги. Хотелось в голос проклинать его, его сожительницу, его гадкий поступок, его вранье. Хотелось выцарапать подлые глаза Игоря. Она не видела в них ни грамма стыда, ни грамма раскаяния. Только пустота и тупое самодовольство.
Но ничего подобного Зоя, конечно же, не делала. Она уходила молча в дом, ненавидя Игоря, ненавидя его “училку”, ненавидя свою жизнь.
Лучше бы он не приходил больше, не напоминал о себе.
Не смотря на то, что Игорь с Зоей больше не жили вместе, они так и не развелись официально. Отчего так вышло, Зоя не могла себе объяснить. Игорь не предлагал, не подавал заявления сам. Сама Зоя, в минуты отчаяния или злости, собиралась это сделать – сходить уже в ЗАГС, но все время откладывала.
О том, как жил Игорь со своей училкой, рассказывала та самая подруга Рита, которая и “открыла глаза” Зое в свое время на все это безобразие.
Рассказывала, что Игорь с новой семьей в Сочи ездил. Что поменял свое старое авто, подаренное еще Зоиным отцом молодой семье, на что-то поприличнее – на красную “девятку”. И на этой “девятке” он встречает Иру с работы. Весь педсостав завидует: прочих педагогов на машинах отчего-то не забирали. Дочку Ирину Игорешка любит “как родную”. В сад возит и забирает, елку в два метра на Новый год вон поставил.
Зое было тошно слушать эти истории. Муж казался ей предателем в кубе. Он не только ушел от Зои в тяжелый момент, обманывая ее на протяжении нескольких лет. Он еще и сына Андрюшку подло предал и продолжает предавать. Видит сына редко, сует тому какие-то копейки, отделывается от него.
Маленького Андрюшу он из сада и не забирал никогда, это было только Зоиной обязанностью. И елок сыну никогда не ставил. Зоя сама организовывала ель для ребенка, притаскивала с работы. Все приличные елки разбирали мужики, которые и гоняли на рабочем грузовичке в лес за праздничными деревьями. Андрюшка елка доставалась полулысая и немного скособоченная.
И моря Андрюшка никогда не видел. Все лето он торчал у матери Игоря в деревне – козам хвосты крутил.
Андрюшка тем временем закончил школу, поступил в институт, уехал в другой город. Зоя радовалась за ребенка, гордилась им страшно. У них в семье высшего образования ни у кого не было. Теперь вот будет свой личный медик в их семье.
И беспокоилась очень за сына: как же Андрюшка там совсем один будет? Сын был у Зои хорошим: он не лез в дурные компании, не выпивал, даже и не курил. Но все же большой город, большие соблазны. И всяких колобродников там полно.
Подруга Ритка вот рассказывала, что у дочки ее, идущей вечером с занятий, шапку с головы сорвали. Шапка была приличная – норковая, целая Риткина зарплата на эту шапку ушла. Жаль украденного, но хорошо хоть саму девочку не тронули, всякое же бывает – дураков полно. Теперь Ритина дочь носит шапку попроще, из загадочного зверя хонорика. И на резинке. Если кто и покусится на хонорика, то и обломится тут же. Хонориковый головной убор на резинке в крепком симбиозе со студенческим, наученным горьким опытом, туловищем подругиной дочки.
Зоя заботливо предложила и Андрюшке шапку к резинке пришить, чтобы при носке подмышками это приспособление крепить. Но сын засмеялся, руками замахал, от резинки решительно отказался.
На горизонте внезапно появился Игорь. Приехал проводить сына. Выглядел Игорь не очень хорошо, был мятый, небритый, от него несло перегаром. Отвез их на вокзал, вызвался отвезти Зою домой на машине. Ехали молча. У дома Игорь внезапно заплакал, опустив голову на руль. Видеть мужа плачущим было дико. Он не вызывал жалости, Зое было даже немного противно. Видимо, с учителкой не все ладно, коль сопли распустил. Зоя вышла из машины, осторожно прикрыв дверь.
Ритка предположения о проблемах сожительства Игоря подтвердила. Эта Ирина Леонидовна Игоря-то из дома своего выпнула. С вещами. Этот молодец на автобазе своей с какой-то девчонкой юной шуры-муры завел, козлище старый. А тут ему и пинка под зад от училки прилетело.
“Старый козлище” пожил немного у молодой зазнобы, да и тоже был изгнан “ейным” папашей. И теперь Игорь где-то по товарищам, таким же обветшалым бабникам, как и сам он, скитается, углы обтирает.
О Зое, говорят, вспоминает, кается.
Болезнь обрушилась на Зою неожиданно. В бане ей вдруг стало отчаянно плохо – закружилась голова, навалились тошнота и слабость. Зоя села на лавку в предбаннике. Болела левая грудь. Потрогала. Прощупывалась приличная такая шишка, плотная и болезненная.
Выяснилось страшно – рак. Зою травили химией, потом грудь удалили. Полгода Зоя будто бы спала. Ей все время было плохо. Анализы были плохими и все ухудшались. Был большой риск отказа почек.
Зоя была бледная, еле живая, равнодушная. Не было сил чувствовать. Она говорила почти шепотом – берегла последнее.
Приезжал Андрюша. Рвался уйти в академ, ухаживать за матерью. Зоя увидела в глазах сына лютый ужас, так плохо она выглядела. От академа Андрюшку отговаривала – справится сама.
А потом вернулся Игорь. Приехал с вещами. Долго просил прощения. А у Зои пустыня выжженная, “прощение” – это просто слово.
