А у Клавы не было приятных неожиданностей. Третий уж год супружеская жизнь. И ни тебе ужинов при свечах, ни внезапных поездок на за тридевять земель. Одна голая правда жизни.
Супруг ее, Миша, не стремился жизнь семейную скрасить сюрпризным моментом. Не было у него потребности. Таким уж человеком уродился – приземленным. И даже подарков самолично никогда не дарил. Говорил позевывая:
– Карта моя зарплатная у тебя, Клавдия. Распоряжайся мужниной получкой, как вздумаешь. На все торжества бери себе всего, чего душа желает. Хочешь – кастрюль набор, а хочешь – крема для физиономии.
И умывал руки.
А Клаве как-то все обиднее становилось. Очень обыденно это: иди и купи. Вон подруге Лиде муж ее каждый день лепестками белых роз ложе устилает. И по радио в чувстве признается регулярно. И все этой Лиде очень завидуют.
– А как же романтическая нотка? Сюрприз? Мои горящие глаза? Удивленный и радостный вскрик? Разве же это мелочи жизни, Михаил? Удиви же меня! Мы, женщины, очень в таком нуждаемся, – взывала к мужу Клава. И глаза ее делались недолюбленными.
– Дык карту мою зарплатную ты, Клавдия, у себя зажала. Мне на проезд и питание обеденное едва отслюнявливаешь. Где мне при таких жизненных реалиях на лепестки и прочие сюрпризы наскребать? – это ей Миша на такой манер отвечал.
И даже немного сердился – как это Клава таких простых вещей не вкуривает.
– А так и не вкуриваю, – Клава уже плакала по-настоящему от непонимания близкого человека, – ты ведь, Михаил, подработку какую-то небольшую имеешь. Что-то паяешь там всеми ночами напролет. Отчего бы мне на эти средства – от пайки вырученные – сюрприза не учинить? Чтобы глаз мой возгорел сначала огнем предвкушения, а потом – искринкой счастья?
– Дык от подработки у меня сущие копейки имеются, – Миша ей скучным голосом положение пояснял, – я на них тебе только носки вот могу купить. Махровые. Ежели такой сюрприз тебя, Клава, устроит, то и договорились – жди носков и готовь горящие свои зенки.
И такие разговоры меж ними часто происходил. Ну не было у супруга желания расцветить жизнь. Сделать ее волнительнее и чтобы вздохи. Вон, про носки даже насмехается. А душа у Клавдии салютов просила. Затаенной радости. Свечей и всякой лирики. Предвкушения, наконец! Удивления! А он ей – чулочно-носочное из махры.
И так однажды разобиделась Клава, что наказала Мишу семейным бойкотом. На ужин яичницу молча на стол кидала и уходила в ванную украдкой плакать.
Миша тогда виновато скребся в дверь. Клавдия не пускала. Миша пыхтел и умолял впустить и простить. А Клава, помня про носки и многочисленные ужины без свечей, продолжительно его этак мурыжила.
– Будет, будет, – клялся тогда супруг под дверьми, – у тебя сюрприз. Жди священного весеннего дня и готовься. Более всего, Клавдия, в жизни важны мне твои лупетки счастливые. Поверь! Но подработка моя все так же печальна. А потому прошу тебя карту мне выдать на руки мою зарплатную. На час буквально. Обстряпаю сюрприз – и на законное место верну. В руки любимой своей половинки.
Так вот и помирились в итоге. Хотя Клаве и не хотелось карту выдавать – мало ли. Но носков махровых не желалось еще больше. Пусть будет сюрприз. Эмоции завсегда важнее.
И стала она вся в ожидании. И Мишу все терзала игривым голосом: что же это за сюрприз? Пушистое или блестит? Горячее и песочное? Розовыми лепестками пахнет или морским свежим бризом? Мур-мур. И канючила так, и канючила.
Но Миша на все расспросы лишь молчал загадочно. Не признавался ни в какую.
– Будет, будет, – только сквозь зубы иногда говорил. И гладил Клаву по любимой маковке.
А в день 8 Марта карту из тумбы вытянул и убежал стремительно. Клава аж взвизгнула от радости.
И подруге Лиде срочно позвонила: той супруг мимоз охапку принес и сковороду с крышкой. А сейчас вслух “Унесенные ветром” ей зачитывает. Второй том.
– Тю, – ответила на это Клавдия, – мой вон с первыми петухами за сюрпризом удрал. Небось, тур в Грецию за шубой хапнет. Или иной какой трепетный презент.
И Клава мечтать у окна уселась. Видела себя, конечно, все больше в новой греческой шубе. Легкой и чтобы цвета орех – под глаза. Или вот чтобы фото ее самое лучшее Михаил заказал разместить на оживленном перекрестке центральной улицы Ленина. И там еще, на фото этом, всякие признания в любви бы красовались. И пламенеющие сердца алели. И все бы прохожие завидовали ей. А потом – полет на дельтаплане. Над ночным Рио-де-Жанейро. И файер-шоу! И халат с надписью “Царица моего сердца” на уютной спине. И еще чтобы ложе в цветочных лепестках. И свечи. Ах, эта безумная супружеская романтика.
И ждала так до самого вечера сюрприза. И уже даже тревожиться начала – не сперли ли карту у ротозея Миши.
… А супруг ближе к ночи в дом статую припер в виде коня крылатого. Из бронзы. Метр шестьдесят восемь в высоту. Девяносто тысяч рублей.
– Принимай сюрприз, Клавдия, – Миша ей с порога заявил, – и от романтики пылай. И радостный вскрик мне делай.
А конь этот – с глупой мордой – на Клаву уставился. С усмешкой. И представился:
– Будемте знакомы, гражданочка. Пегас.
И крылатое непарнокопытное – на пару с Мишей – поздравление ей зачитали с мятой бумажки. Про весеннюю капель, солнечное настроение и улыбки.
Ошибка
