Маня половинку свою нашла. Очень приличного мужчину. Работает официально и глаза добрые – с лучиками. Хозяйственный в быту. И на свидания в начищенных ботинках заявляется.
Сергей, так звали этого избранника, характер имел спокойнейший. Молчун из себя. Все Маню за плечики осторожно обнимал и в волосы ее подбородком зарывался.
– А хорошо вот этак помолчать, да, Мань? – шептал ей на розовое ушко.
Маня, конечно, такому тихому счастью была рада, но и не совсем. Хотелось ей, чтобы с большим накалом чувство полыхало.
Вот, к примеру, бывший муж ее, Гоша, был человеком совсем иной натуры. Страстный до невозможности! Носил рубахи красные и не говорил человеческим голосом, а ревел лосем. Такой интересный темперамент имел. И кулаком по столу стучал еще ежедневно: не отдам, мол, тебя, рыба моя, никому! И драться с каждым соперником выдуманным бежал! Саблю схватит и несется. И посуду еще бил часто – от страсти. И безрассудный прекрасный поступок мог порою выкинуть – накупить на всю получку розовых роз. И кинуть охапку к ногам Мани. И спеть еще потом серенаду под окном. Еще обожал пойти за хлебом и пропасть на месяц. Все мог. Но Маня с ним, Гошей, не зевала, а хоть и страдала, но жила полной жизнью. Была тощая и глаза горели по-сумасшедшему.
А тут – тихо. По-стариковски. Про любовь Сережа не орет. И по столу не стучит. Принесет к чаю сушек в кульке и сидит, телевизор в углу смотрит. Иногда еще только скажет мечтательно вдруг:
– На дачу перегною купить не забыть бы, а, Мань…
И снова молчок. Маня при Сереже даже мхом оленьим обрастать начала. И поправилась в области талии. И глаз у нее сделался тусклый-тусклый. Как у больной курицы. Хочется-то чувства! Эмоций! Пусть бы хоть блюдцем шарахнул и провыл: не отдам, Манька, тебя ни одной роже посторонней.
Но – нет.
А ведь месяц всего встречаются! Тут же иная картина должна наблюдаться – и радость узнавания, и разговоры до утра, и страсть бешеная. Но ничего подобного не наблюдалось. Сушки. Перегной. Тихие объятия.
И решила Маня, так сказать, Сережу этого немного взбодрить. Всколупнуть его флегматический кокон. Чтобы оттуда феерия брызнула.
“А прикинусь-ка я будто расставаться хочу. А он, Сергей, испугается и воспылает – вывалит вулканическое свое чувство. И побежит по морозу в тапках – причины драматического охлаждения устанавливать. И жарко говорить о любви станет. Быть может (чем черт не шутит!), предложение на коленях выпрашивать начнет. Заплачет горько еще, быть может. Гоша-то вон плакал иногда. Орал и плакал себе. А я сначала стану задумчивой. А потом, влекомая сумасшедшим напором, сдамся обреченно. И на шее у Сережи повисну спелой грушей. И приму его порыв с милой улыбкой на любящих устах”.
И вот звонит она возлюбленному ранним утром и заявляет трагическим голосом:
– Знаете, Сережа. Мне сложно это произносить, но, пожалуй-ка, расстанемтесь мы сегодня. Я ночи не спала – готовила данный мучительный монолог. И путем длительного самокопания выяснила, что не готова я пока к серьезным отношениям с мужчиной. Хоть и влюбилась в вас будто кошка какая. Но – не готова. Простите, Сережа, если это вообще возможно – простить такой казус и женские метания. И заклинаю – будьте же счастливы.
А Сережа в трубку чихнул, а потом и ответ дал:
– Маня, голубка сизокрылая, приму любое ваше решение. И коли предлагаете разбежаться, то я и согласный. Прощайте.
И разговор на этом прервал.
А Маня подобного не ожидала вовсе. Замерла в недоумении. И в трубку подула – неужто сбой какой на линии? Но сбоя не обнаружилось. И за голову хвататься: что же я наделала, кричит. Любовь сгубила глупой выходкой!
И хочет уж звонить поклоннику вновь – и всякое в оправдание свое рыдать. Будто номером телефона она спросонья ошиблась – другому гражданину отлуп давать намерение имела. Не лично этому Сереже! Бывают же у людей такие досадные оплошности – номером ошибиться.
Или даже бежать к нему бы и у двери плакать: ах, бывает у нас, женщин, подобное! Всему виной коварная Луна! Ляпнешь под влиянием Луны, бывало, а потом убиваешься, страдаешь. А фаршу этого, ляпнутого, вспять-то и не провернуть!
Или провернуть?
Но и как-то неудобно такое на первом месяце выкидывать.
И вот уж неделю Маня эта ходит сама не своя. На работе все плачет украдкой – нос картофелем у нее красным топорщится и ошибки всякие допускает. И дома места не отыщет – сама, сама, своими руками любовь сгубила! И пусть бы про перегной говорил, пусть бы с сушками телевидение глядел. Зато надежный, будто скала. А не бывший супруг Гоша, который в браке был верен ровно четыре дня с момента государственной регистрации.
А Сергей ведь и на старость совместную намек даже кидал:
– Хочу, – шептал, – Маня, огород с тобой в четыре руки однажды обрабатывать в майские праздники. И чтобы ты мне молоко в крынке подносила.
И не знает Маня, что и делать ей сейчас. Звонка, конечно, ждет. А если не дождется – рыдать про Луну пойдет. И вряд ли кто ее за этот шаг осудит.
Ошибка
